Прайд
Глава 1. Ирина
Жара, жара, жара.
От зноя гудели крыши домов, в которых изнывали полуголые люди. Само солнце, пропахшее бензином, пряталось за густой пеленой смога.
Ирина шла к Белорусскому вокзалу через Ленинградку, изнывающую от ядовитого смога и истерии беспрерывных гудков раскаленных автомобилей.
Взгляд Ирины привлекла покрытая ржавой пыльцой широкая стеклянная витрина модного бутика.
«Вот где пекло!» – подумала Ирина, глядя на оплывающие лица трех пластиковых красавиц. Волны раскаленного воздуха, поднимаясь вверх, рождали таинственные улыбки на их выпуклых губах. Вот одна из них чуть шевельнула розовой рукой, словно предлагая пестрый шарфик.
– Купите, как раз под цвет, – послышалось Ирине. Невесомые пепельные волосы упали на плечо одной волной.
«Что это? Почему пепельные? Они же гладкие и черные как безлунная ночь! – Блестящие удлиненные глаза взглянули на Ирину с живой насмешкой, но не открывая глубоко спрятанную тайну. – Алла! Это же Алла! Что же, теперь там тебе и место! Хотя нет! Там тобой теперь будут все любоваться, этого ты и хотела всегда. Сучка!.. Боже мой, этого не может быть…»
Ирина испуганно отшатнулась от витрины, оступилась, подвернула ногу. Ремешок, щелкнув, порвался, и белая туфелька слетела с ее ноги.
Ирина беспомощно посмотрела на раскаленную пыльную витрину. Три девушки с пепельными волосами продолжали безнадежно плавиться, казалось, еще немного, и они растекутся бесформенной массой, теряя очертания.
«Какая Алла? Померещится же такое! – И только тут она почувствовала, что стоит голой ногой на обжигающе мягком асфальте. Прыгая на одной ноге, она доскакала до порванной туфельки, нагнулась, подняла и с сожалением осмотрела края разорванного ремешка. – Хорошая подделка под кожу. Скупой платит дважды!»
Жара за последние дни стала невыносимой. Когда в первый день температура превысила высшую отметку за всю историю наблюдений, на это мало обратили внимание. Девчонки в офисе говорили:
«Ну что там? Опять все эти разговоры про всемирное потепление. Сколько можно?!»
Но когда жара стала зашкаливать и на второй день и на третий и так изо дня в день – неделю, вторую, целый месяц, то все это превратилось в настоящее стихийное бедствие. Никто никогда не забудет это самое жаркое лето.
Теперь разговоры о всемирном потеплении все чаще приводили к разговорам о конце света:
«Что ж, может быть, человечество, наконец заслужило это».
«Что?! Уничтожение человечества! Прекрасная идея! Особенно касаясь мужской половины. Будь они прокляты! – радостно соглашалась с ней одна из новеньких сотрудниц и весело продолжала: – А тогда уж и заботиться о будущем больше незачем – все трын-трава; гори все синим пламенем. – И, подкрасив губы, озабоченно заключала: – Но это все скорее планы на отдаленное будущее».
«Маленькая шлюшка! Как она умудряется так ярко краситься и не течь в такое пекло? Кто-то дает ей деньги на дорогой макияж».
Люди искали спасения в любых водоемах даже там, где купаться было запрещено, а то и просто в каких-то лужах с утками и червивой рыбой.
Потом под землей на востоке загорелись торфяники. В конце концов пожары вырвались из-под земли наружу. Восточный ветер беспрестанно гнал смерчи с далеких голых степей и заволок весь город густой горькой гарью пожаров.
«Там, на востоке, в этих голых черных степях, самое лучшее место для Смерти, там она отдыхает, если она вообще когда-нибудь отдыхает. Там, наверное, живут только мертвецы, демоны и эти узкоглазые люди, так похожие на древних идолов, там, должно быть, размножаются фурии ревности. А еще дальше на восток: Таиланд, Сиамское царство, сиамские близнецы… Алла!»
Ирина замечала, что даже всегда веселые дети во дворе, подготовленные самой природой ко всем неожиданностям, теперь ходили вялые и понурые. Детский смех стих во дворах. Улицы города вымерли, передвигаться можно было только в плотно закрытых машинах с кондиционерами. Дико выглядели редкие пешеходы, одиноко блуждающие в медицинских масках, предназначенных защищать горло и легкие от горелого воздуха. Как будто маски могут от чего-то спасти!
Ирина спустилась вниз к подземному переходу, мимо радуги ларьков, где тесно жили пестрые бутылки, пачки и пакетики… На уступах лестницы, ведущей вниз в душную темноту, бессильно урчали дешевые холодильники. Нудно зудящие тучи мух, цвета окислившейся бронзы, кружили над кучами мусора в углах между ларьками. Ирина в одной руке держала порванную туфельку и пакет с персиками, а другой зажимала нос, в надежде спастись от запаха тухнущего мяса, горелой кожицы повисших на грилях кур и прогорклого жира на обмякших столбах шаурмы. Ее начало мутить: что-то кислое, жгучее поднялось к горлу. «Какая гадость!»
Ирина вошла в душную темноту подземного перехода. Жирный засаленный мрамор. Красноватый, мясной, с серыми пленками. Обклеен дрожащими бумажками.
Ирина прочла: «Ищу девушку с высокой грудью для создания крепкой семьи. Фото верну. Павел». «Смешно. Надо Пашке сказать. Хочет он девушку с высокой грудью?»
Сапожник горбоносый и черный, умудренный тысячами лет старик откуда-то из-за Кавказских гор. «Похож на грустного черта», – подумала Ирина.
– Джан, дорогая, что грустишь?
Она молча показала ему туфлю, через силу улыбнулась.
– Для такой красавицы клеить не будем – зашьем. До Тверской дойдешь – там новые купишь.
Старик туго стягивал ремешок и подошву, ловко прокалывая их шилом.
Вздохнул:
– Эх. Не был бы мой сын лоботряс, я бы вас сосватал. Такую невесту ему хочу!
– Почему вы так о сыне?
– Спутался здесь в городе… Какие-то грибы едят – балдеют.
– Сейчас такая новая мода. Завезли откуда-то.
– Как твой мужчина? Любишь его?
Ирина кивнула, глядя в доброе темное лицо.
– Поженились уже?
– Нет… Еще нет!
– Мужчине своему как раз скажешь дорогие купить. Тебе все дорогое надо! За любовь такой женщины…
«Как он сидит в этой коробке, среди вонючей кожи, гуталина и поношенной обуви?!» Ее мутило все сильнее.
Он ударил по туфельке сапожным молотком и передал ее Ирине.
В голове вдруг начался какой-то звон, переходящий в оглушающий гул. Ирина с трудом обула туфельку и, покачиваясь, отошла глубже в духоту подземного перехода.
Там, далеко, на другом конце перехода, в солнечной подкове Ирина увидела женщину, словно ярко залитую подсолнечным маслом. Светясь насквозь, она продавала алые гладиолусы.
«Старуха-нищенка. Волосы как сено». Ирина, покачиваясь, подошла к ней. Сидит на сложенной вчетверо газете. Козьими длинными губами жует клок седого сена. Козье тело усохло. Вся влага скопилась в круглом животе, туго обтянутом чем-то серо-истлевшим, где серый цвет – просто знак нищеты, бездомности, потери всех начал.