Пряжа из раскаленных угле - читать онлайн книгу. Автор: Анна Шведова cтр.№ 40

Ленни с этим был совершенно не согласен.

– Ты не чудовище, Никки, – со смехом утешал он, – Может, когда-нибудь и станешь, но не сейчас. Бедная девочка, разве ты – чудовище? Вот Рейнос – это чудовище. Когда маг приказывает посадить на кол всех мужчин в селении, чтобы соседнему городу было примером – это чудовище. Когда вспарывает живот беременной женщине, чтобы достать плод и совершить на нем магический ритуал – вот это чудовище. Если Рейнос подох – я только порадуюсь. А ты… Ты не чудовище, Никки. Ты просто глупенькое и наивное стихийное бедствие!

Его сомнительные утешения меня не задевали и не обижали. Я не смеялась и не плакала, не радовалась и не злилась. Теперь я попросту боялась это делать. Страх и отчаяние, как мне было известно, в состояние видения «нитей» меня не погружали, зато злость, гнев и ярость – почти всегда. За эти три дня я несколько раз балансировала на грани срыва и причиной тому была то вспышка гнева, а то и просто чувство сильного неудовольствия. Любой взрыв негативных эмоций теперь приводил к тому, что краем глаза я начинала видеть мерцающе-серебристую рябь, а сквозь привычный мир проступали очертания невидимого, магического. Мне приходилось делать над собой немалое усилие, чтобы успокоиться и вернуться в нормальное состояние. Впрочем, какое оно – нормальное?

Ленни стал паинькой и держался в стороне: с тех пор, как на ехидное предложение помощи я неожиданно отбросила его на десяток шагов назад, вмешиваться он не пытался, но от этого мне было только хуже. Ибо сама я явно не могла удержать себя в руках, а чужое вмешательство оказалось бесполезным.

В голову мою лезли отчаянные мысли. Я видела собственное будущее только в мрачных тонах, а это, разумеется, не добавляло спокойствия нашему совместному с Ленни путешествию.

Однако время шло, и я стала задумываться и о другом.

О Рейносе и его людях я не слишком сожалела, но вдруг убийства войдут у меня в привычку? Больше всего меня обеспокоило то, что я не могу удержать под контролем магическую силу, которая подвластна мне, и в следующий раз она просто разорвет, разовьет меня на мельчайшие волоконца, бесконечно малые и невидимые. Боялась я за других? Или просто сожалела о том, что слишком невежественна, слишком неопытна, чтобы справиться с мощью, которая была бы моей, не будь я так слаба? И теперь она ускользает от меня, неотвратимо ускользает как дым в руках, бесплотный и неуловимый – не это ли меня беспокоит больше всего? Или, что хуже: магия возьмет надо мной верх и будет управлять мною, коль я не могу подчинить ее себе?

Я не знала и не понимала законов магии, обращаясь с «нитями» по наитию. А если я сделала что-то не то, нарушила какие-то законы и теперь должна пожинать плоды своего преступления? Глупенькая, наивная, простодушно верящая в то, что мое естество само сделает все, как надо, а я только буду пожинать сладкие и вкусные плоды без горечи? Или наоборот, мой случайный успех отворил двери, которые мне, неопытной и неумелой, еще рано было отворять, и мощь магии, теперь мне подвластной, просто разорвет меня на части? Ведь то, что со мной творится – ненормально. То, что я творю – неправильно. Нормальным и правильным было одно: если в ближайшее время я не сумею взять себя в руки и не попытаюсь утихомирить магию во мне, я погибну. И, боюсь, не я одна, если вспомнить размах тех сил, которые задействуются мной просто по небрежности…

Да, я изменилась. С тех пор, как я попробовала вкус магии, я изменилась, хотя и боялась признаться себе в этом. Но за три последних дня я сумела осознать, понять и принять это. Я стала другой. Более уверенной. Более стойкой. Более жесткой… Смешно сказать, но за эти три дня я поумнела!

Возможно, я и была такой до того, как некто или нечто лишили меня памяти? Кем я была? Кто я есть? Узнаю ли когда-нибудь? Возможно. Если, разумеется, сумею выжить в ближайшее время.

А для этого надо начинать бороться.

Очевидно, перемены во мне были не просто мною надуманы, а реальны, поскольку даже Ленни заметил их. Все чаще я замечала на себе его пронизывающе оценивающий взгляд, от которого обычно становилось не по себе. Все чаще его веселая болтовня отдавала фальшью человека, пытающегося шутить, когда произошло несчастье. Он был растерян и зол, я понимала это, но ничего не могла изменить. Впрочем, кое-что могла.

– Как ты управляешься с магией? – в середине третьего дня нашего пути по долине Пилот спросила я, а когда Ленни недоуменно вскинул брови, то пояснила:

– Ты как-то сказал, что мне надо учиться управлять своим даром. Так может научишь?

– Вряд ли, – мужчина покачал головой, – Я и понятия не имею, что и как происходит в твоей головке.

– Ну должны же быть у магии какие-то общие законы? Даже в простейшей вышивке и то есть правила, а магия – она куда серьезней!

– Серьезней, – невесело усмехнувшись, подтвердил Ленни, – И опаснее. Но то, что знаю я, не поможет тебе.

– Хорошо. Как обучался магии ты? Ведь не сразу же ты стал тем, кто ты есть?

Мужчина смотрел на меня долго и пристально, но не отвечал, тогда и я быстро отступила:

– Нет так нет. Попробую сама. Начинать ведь с чего-то надо?

Но Ленни все-таки ответил.

– Если один способ тебе помочь, Никки. Но он тебе не понравится.

– Какой? – я с энтузиазмом подалась вперед.

Опять этот странный оценивающий взгляд.

– Поговорим об этом завтра. И не спорь.

Мы въезжали в Тодрен.

Тодрен был довольно крупным городом, самым большим в долине Пилот. С холмов мы увидели большую его часть: улочки левобережного Тодрена с крепостью наверху занимали едва ли не половину крутого скального холма. На правом же берегу реки строений было заметно меньше, да и улицы здесь были ровнее и сходились в одной точке – на площади перед мостом. Именно мост и был главной достопримечательностью города. Каменный мост, соединяющий обе половины Тодрена, был высоким – такому не страшно никакое половодье, а такое, судя по отметинам на стенах набережной, бывало нередко. Полукружия арок пролетов возвышались над водой так высоко, что под ними мог проплыть приличный баркас, вот только река была такой быстрой и бурлящей, что ни одно судно не смогло бы удержаться на воде и не разбиться вдребезги, или хотя бы не перевернуться.

На обоих концах моста возвышались башни; сквозь арки в их чреве на другой берег реки тек бесконечный поток пеших путников, всадников, колясок и повозок…

Долгая дорога утомила нас и теперь, на закате дня, когда мы добрались до моста, я вполне обоснованно предвкушала долгожданный отдых в приличной гостинице на другой стороне реки – в той части города, что даже на первый взгляд выглядела и богаче, и чище, и опрятнее. Но нам не повезло: согласно здешним правилам, как только солнце закатывалось за горы, решетки в башнях опускались и мост запирался до утра, до восхода солнца, а те несчастливцы, что задержались не на том берегу, вынуждены были коротать ночь там, где остались, ибо другого моста в городе не было, а до ближайшего брода пришлось бы ехать многие мили по не самой лучшей дороге. Рисковать ломать ноги лошадям на камнях мы не стали, да и не было у нас необходимости спешить, посему на ночь мы остались в правобережном, Нижнем, как здесь говорили, Тодрене. Но поскольку не одни мы оказались в подобном положении, то на собственном опыте смогли убедиться, сколько барышей приносят всего лишь две опущенные железные решетки и запертые ворота: все ближайшие к мосту гостиницы оказались переполненными, а в «неближайших» не оказалось приемлемых для ночевки мест – спать в общем, полном блох зале рядом с пышущим луком кузнецом с одной стороны и храпящей бабусей с выводком цыплят в плетеной корзинке с другой я напрочь отказалась. В конце концов мы нашли ночлег на окраине Тодрена, под внешней городской стеной. Комнаты были далеко не лучшими, зато отдельными, а вот еда оставляла желать лучшего: на ужин подали жаркое, подгоревшее снаружи и не прожаренное внутри, и прогорклую кашу – кухарка на этом постоялом дворе явно с трудом представляла, что нужно делать с продуктами. Возможно именно поэтому гостиница и не была переполнена, как остальные. Во всяком случае спать я легла полуголодной, но резонно подумала, что уж лучше так, чем замерзать где-нибудь под открытым небом с сытым желудком.