Ведьмино отродье - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Этвуд cтр.№ 8

Выпьем за старого маньяка, он представлял себе, как они поднимают бокалы в пабе «Свисток и жаба», или в «Королевской башке», или в «Каштане и бесенке», или в любом другом месте, где актеры и другие работники фестиваля расслаблялись в свободное время. За Маэстро. За Феликса Филлипса, где бы он ни был.

Феликс перевел свой банковский счет в филиал в Уилмоте, через два города от Мейкшавега, и там же арендовал себе абонентский ящик на почте. В конце концов, он еще жив, и у него есть некоторые обязательства. Например, нужно подавать налоговые декларации. Если он не подаст декларацию вовремя, они его из-под земли достанут. Это была минимальная цена за то, чтобы спокойно ходить по земле, дышать, вкушать пищу и опорожняться, с горечью размышлял он.

Он открыл второй банковский счет на имя Ф. Герца, объяснив, что это его литературный псевдоним. Да, он писатель, сказал Феликс в банке. Ему было приятно заиметь двойника, не обремененного его печальной историей. Феликс Филлипс стал никому не нужен, но у Ф. Герца еще были шансы; хотя пока непонятно, какие и в чем.

Для общения с налоговой он сохранил свое настоящее имя. Так было проще. Но для новых соседей он был «мистером Герцем»: для Мод и Берта, для их вечно насупленной маленькой дочки Кристель, которая явно считала Феликса пожирателем детей, и для Уолтера, их хмурого сына-подростка, который в первые несколько лет – пока не уехал на заработки в Альберту – и вправду возил дрова к скромному обиталищу Феликса.

На какое-то время Феликс придумал себе забаву: представлял Мод в роли синеглазой ведьмы Сикораксы, а Уолтера – в роли Калибана ^[3], уродливого слуги, который носил дрова и мыл посуду в постановке его личной «Бури», которая происходила у него в сознании, однако это продлилось недолго. Все было не то и не так: муж Берт не тянул на дьявола, а юная Кристель, угрюмый, толстый и неуклюжий ребенок, явно не подходила на роль сильфидоподобной Миранды.

И в этом раскладе не было места для Ариэля, хотя Феликс заплатил Берту – мастеру на все руки, – чтобы тот провел в домик еще один электрический кабель от фермы вдобавок к тому, без сомнения нелегальному, который уже был. Таким образом, он мог включать маленький обогреватель в холодные дни, а также крошечный холодильник и электроплитку на две конфорки, хотя не одновременно, иначе у него выбивало пробки. Еще он купил электрический чайник. Мод каждый месяц считала расход электричества и добавляла нужную сумму к его квартплате. Если уж выделять роли в «Буре» семейству Мод, то они были низшими стихийными духами: источником тепла и света, хотя источником весьма скудным, шутил про себя Феликс.

Не считая торжественной передачи конверта с деньгами первого числа каждого месяца, Феликс практически не общался со своими домовладельцами, если их можно было назвать таковыми. Семейство Мод занималось своими делами. Феликс занимался своими.

Но какие у него были дела?

Он старался избегать новостей о театре и не думать о нем. Слишком болезненно. Но эти попытки редко увенчивались успехом. Он как одержимый скупал все местные газеты и даже газеты ближайших городов, просматривал отзывы о фестивале, а потом рвал их на растопку.

На раннем этапе этого периода скорби и тяжких раздумий он занялся ремонтом своего захолустного жилища. Ручной труд способствовал исцелению духа. Он вычистил комнаты, вымел всю паутину, забрал со склада, где хранил вещи, свои немногочисленные пожитки и перевез их в новый дом. Немного смазки, чуть-чуть герметика, новая резиновая прокладка – и ручной насос заработал. С туалетом все оказалось проще: он был готов к использованию и пока не издавал неприятных запахов. Феликс купил упаковку каких-то коричневых гранул, рекламируемых как идеальное средство для садовых уборных, и периодически засыпал их в яму. Он постелил ковер на полу в спальне. Поставил кровать и прикроватный столик. На столике поселилась фотография смеющейся Миранды. Несмотря на жалкие потуги создать домашний уют, Феликс спал беспокойно и часто просыпался по ночам.

Он прикупил несколько инструментов в магазинчике хозтоваров в Уилмоте: косу, молоток. Выкосил все сорняки перед домиком; взобравшись на шаткий стул, вымыл окно в большой комнате и стеклянный люк в спальне. Он даже подумывал разбить огород, посадить помидоры и прочие овощи. Но нет: это будет уже перебор. И все же он не сидел сложа руки. Он занимался своими делами: обустраивал дом, хлопотал по хозяйству.

Только этого было мало.

Он записался в библиотеку. Решил, что надо воспользоваться возможностью и наконец прочитать всю классику, которую не одолел в юности. «Братья Карамазовы», «Анна Каренина», «Преступление и наказание»… Он честно попробовал, но не смог: слишком много реальной жизни, слишком много трагедии. Зато он обнаружил, что его тянет на детские книжки, где все непременно заканчивается хорошо. «Энн из Зеленых Крыш», «Питер Пэн». Волшебные сказки: «Белоснежка», «Спящая красавица». Юные девушки умирали и лежали в хрустальных гробах или на царских кроватях под балдахином, а потом оживали чудесным образом от поцелуя истинной любви: вот о чем он мечтал. Исправить непоправимое. Обмануть смерть.

– У вас, наверное, внуки, – сказала ему милая библиотекарша. – Вы им читаете вслух?

Феликс кивнул и улыбнулся. Зачем ей знать правду?

Но вскоре и этот источник иссяк. Феликс стал проводить непростительно много времени, сидя в теньке в полосатом шезлонге, купленном на гаражной распродаже, и глядя в пространство. Подобное времяпрепровождение неизбежно приводит к тому, что человеку начинает видеться то, чего нет. Но Феликса это не насторожило. Облака странной формы, лица в листве. Так он чувствовал себя менее одиноким.

Тишина все-таки до него добралась. Не совсем тишина, если быть точным. Пение птиц, стрекот сверчков, шелест деревьев под ветром, многоголосие жужжащих в сортире мух. Иногда, чтобы сбежать от этой непрекращающейся полумузыки, он садился в свою ненадежную машину, ехал в Уилмот и покупал что-нибудь в магазинчике хозтоваров. Просто чтобы услышать обыкновенную человеческую речь. За несколько лет у него скопилась небольшая коллекция банок столярного клея, отверток, шурупов, дверных крючков без петель и крючков для картин. Может быть, он потихоньку впадал в маразм? Что о нем говорили соседи? Видели в нем безобидного местного чудика? Или вообще его не замечали? И не все ли ему равно?

Если нет, то имелось ли что-то, что еще было важно? Чего он хотел с той же страстью, пылавшей в нем прежде, когда он неистово сотрясал твердь театрального мира? Для чего теперь жить? Какова его цель? Он потерял дело всей жизни, любовь всей своей жизни. Обе любви. Он впадал в спячку. Терял энергию. Существовал по инерции, но хотя бы не потянулся к рюмке.

Он мог бы стать одним из многих мужчин преклонного возраста – оставивших в прошлом романтику и амбиции, – бесцельно топчущих землю. Мог бы отправиться в путешествие. У него были какие-то сбережения. На две-три поездки должно хватить. Но вот именно что на две-три. И вряд ли ему было бы интересно. Потому что: куда он хотел бы поехать? Он мог бы завести интрижку с какой-нибудь одинокой дамой и сделать несчастными их обоих. О создании новой семьи не могло быть и речи, потому что никто не заменит ушедших. Он мог бы записаться в бридж-клуб, кружок фотографии или студию рисования акварелью. Но он ненавидел бридж, потерял интерес к фотографии и не взялся бы за рисование даже ради спасения собственной жизни.