От улочек в разные стороны разбегались не проулки, а множество лестниц, которые вели к новым домам и учреждениям. Я даже заметила у некоторых, особенно солидных, зданий личные порты, которые гостеприимно сияли голубоватыми арками.
Видимо заметив, что я поежилась, ректор снял пиджак и накинул мне на плечи.
— Не нужно, — воспротивилась я, смущенная таким вниманием.
Надеюсь, в темноте он не заметит, что я покраснела.
— Даже не упрямьтесь, Элаи. Позвольте мужчине побыть галантным.
— Но вам же холодно, — предприняла я последнюю попытку сопротивления.
— Нисколько. Я вообще равнодушен к погодным условиям и довольно вынослив. Вам не стоит беспокоиться.
Посчитав вопрос решенным, ректор поманил меня за собой. Я шла словно завороженная, угадывая контуры его тела под рубашкой. А освещение дразнило мое распаленное воображение, явно намекая на силу и мощь, скрытую тонкой тканью.
И желание, до этого томящееся глубоко внутри меня, жарко разливалось по телу, и даже око не могло его заглушить.
Я позволила себе хоть на мгновение побыть счастливой. Пусть совсем недолго, пусть потом будет мучительно… Но так легко забыться, закутавшись в пиджак любимого мужчины, вдохнув его запах, чуть свежий и с легкими нотками мяты. Он словно обволакивал меня, туманил голову, заставляя глупо улыбаться.
Я шла и, не имея возможности коснуться Фаранара, наслаждалась малым, чувствуя мягкую шерсть его одежды, все еще ощущая сохраненное ей живое тепло, аромат. И просто зная, что эта вещь принадлежит любимому и кутаться в нее — счастье.
Спустившись вниз по улице, мы прошли совсем недалеко, когда ректор свернул в переулок.
— Вы так уверенно ориентируетесь в этом городе?!
— Ну, ваш род предпочитает в основном южный город, а вот моя семья больше всего времени проводит здесь, во Фрае. Конечно, у всех родов есть дома в столице, но там не каждый захочет жить.
— Я вас понимаю, — кивнула я, выслушав спокойный емкий ответ.
— Да? Это прекрасно, что мы одинаково смотрим на вещи.
Я не успела спросить почему, так как мы остановились в темном проулке и ректор провел рукой крест-накрест напротив двери справа.
Темноту рассеяло фиолетовое сияние. Светилась дверь, светился косяк, светились петли, а потом со скрипом деревянная дверь отворилась.
— Пойдемте, — позвал меня Фаранар, ступая первым в тускло освещенный коридор.
— А сюда у вас тоже есть право входить? — с сомнением спросила я.
— Сюда не войдет тот, кто желает хозяину зла.
— О-о-о… — только и сумела промолвить, не зная, что еще сказать.
Странные эти артефакторы: к ним просто так не зайдешь, как они только работают с клиентами?!
Когда мы поднялись по лестнице и открыли первую попавшуюся дверь, я вскинула брови. Если Хорат показался мне старым, то я просто до этого не видела бога, что сидел передо мной.
Совсем состарившийся, не иначе присутствующий при создании этой реальности, он окинул нас цепким взглядом и кивнул в сторону стоящих сбоку стульев.
— Знаю, зачем пришли, — заявил старик скрипучим голосом, не успели мы поздороваться. — Уже слышал об убийствах.
Кряхтя приподнялся, чтобы дотянуться до края стола, подхватил лежащий там пергамент и передал его Фаранару. Мой спутник тут же его развернул, а я, заглянув через него, увидела столбиком написанные названия. Большинство были вычеркнуты, за исключением четырех.
Старик, снова уставившись на свою поделку, что до нас держал в руках, ворчливо проскрипел:
— Те, что вычеркнуты, находятся в тайниках в академии или в других официальных учреждениях. Их ты проверил, я уверен. Из оставшихся: один — это тот артефакт, на котором проводятся ритуалы, а другой находится в волосах у твоей девушки.
Я непроизвольно коснулась своей заколки.
А артефактор ухмыльнулся глазами, но говорить продолжил в своей ворчливой манере:
— Этот артефакт сливается с силой своего хозяина, и только он может им пользоваться: по желанию владельца тот превращается в нож. Потом почитаете. Еще один артефакт принадлежит плетельщице, но она не может его использовать, никто не может. Пока он не нашел себе хозяина. А еще один принадлежал ранее проклятому роду. Но где он сейчас, неизвестно. Думаю, ты понял то, что ищешь.
— Да, — прошептал ректор. — А как нам найти этот артефакт?
— Камни, что входят в его состав, могут навести на след. А их брали из радужной часовни.
Кивнув, Фаранар встал и, немного рассеянно взяв меня за руку, поблагодарив хозяина лавки, отправился вниз, на выход. Я, естественно, за ним.
У самой двери он вновь остановился и спросил так, будто не надеялся на ответ, а просто на авось:
— Ариадна, откуда у тебя этот артефакт?
— Я искала нож по приказу плетельщицы, а нашла случайно эту заколку. Поверьте, я не знала, что она такое на самом деле.
Только рассказав правду, я удивилась. В этот раз она не застряла на полдороге у меня в горле, как до этого. Выходит, после выполнения задания плетельщицы запрет на рассказ другим снялся?!
Ректор, видимо, тоже отметил этот факт, потому что спросил уже более уверенно и заинтересованно:
— А где нашла?
— У секретаря академии. У нее в кабинете много всего. Маятники времени, странные артефакты, засушенная нога динозавра…
Фаранар вскинул брови и, хмыкнув, заметил:
— Что ж, мне стоит побеседовать с этими… загадочными женщинами, а тебя пора вернуть в академию.
Кивнув, я лишь поплотнее закуталась в пиджак, и мы, поторапливаясь, вышли из лавки.
Глава 14. Раз злодей…
Лишь очень немногие живут сегодняшним днем,
большинство готовится жить позднее.
Джонатан Свифт
Скользя кончиками пальцев по корешкам книг, я ходила взад-вперед между стеллажей и выискивала то, что могло помочь расследованию. После нашей с ректором вылазки к артефакторам у меня подсознательно мелькала какая-то мысль, но извлечь ее из недр сознания не удавалось. Вот я и надеялась, что названия или какая-то мелочь приведут к озарению.
Да и не мешало бы найти материал по своей работе. Нужно заставить как-то магию и технологию взаимодействовать в одном мире…
— Не ожидал тебя увидеть.
Удивленно повернувшись на голос друга, я спросила:
— Каси, что ты здесь делаешь? Я думала, ты еще гостишь дома.
— Вообще-то я уже четыре дня как вернулся. Однако откуда тебе знать об этом, да?
Только после этого вызывающего заявления я обратила внимание на его плотно сжатые губы и каменное выражение лица.