К сказанному об уцелевших укреплениях на месте бывшей Новой Сечи нужно прибавить еще то, что на северной линии его сохранились кроме того три редута и пропуск для широких ворот, ведших во внешний кош, а у юго-западного конца, уже за речкой Подпильной, уцелело так называемое городище, имеющее вид совершенно отдельного укрепления, обнесенного четырьмя глубокими «бакаями», или канавами: с запада в семьдесят четыре сажени, с востока в сто тридцать сажен, с севера в восемьдесят и с юга в сорок сажен, до трех сажен в каждой стороне глубины. В последнем укреплении, «городище», по рассказам старожилов, у запорожцев стояли хаты и погреба; тут же они будто бы хоронили и своих покойников. Сообщение из Сечи через Подпильную с городищем не представляло тогда никаких затруднений, потому что через речку к городищу вел мост. В настоящее время это городище представляет собой совершенно ровную, как будто нарочно утрамбованную или убитую цепами площадь, в самой середине которой стоит вековая развесистая груша, а с трех сторон – южной, западной и восточной – высятся громаднейшие вербы и еще громаднее верб – осокори, между которыми переплелся непролазный терновник.
По всем уцелевшим укреплениям, кроме городища, разбросаны в настоящее время хаты крестьян села Покровского. Оттого, чтобы измерить все укрепления Новой Сечи и чтобы составить себе представление об общей их схеме, нужно проходить через многие огороды, лазить через плетни, заглядывать под сараи, идти через сады, подниматься на крыши крестьянских хат, и тогда только можно уследить направление всех валов и насыпей. Многое, разумеется, из того, что сохранялось вцеле лет сорок и даже двадцать тому назад, теперь уже разрушено и едва узнаваемо, а многое даже и совсем истреблено. Однако остатки старины и теперь очень часто находятся, и всего больше человеческие скелеты: задумает ли крестьянин выкопать яму для какой-нибудь постройки, или разровнять место для сада, или просто вспахать землю для посева, он непременно найдет если не череп, то кости рук или ног человека. Даже дети, играя в грядки и вскапывая палочками землю, находят часто человеческие черепа и без всякой боязни надевают их себе на головы, – так уж они привыкли к подобного рода находкам. «Впервые, когда я здесь поселился, – говорит местный священник, отец Андрей Барышпольский, – то я никак не мог завести у себя деревьев в палисаднике: что посажу, а они и засохнут, что воткну в землю, а они и пропадут. Долго я не мог понять, отчего это происходит; наконец, однажды я стал копать землю в палисаднике и тут под первым слоем увидел множество человеческих костей и между ними страшную массу лягушек; я был положительно поражен этим, но тогда же понял, отчего у меня не принимались деревья. Удалив кости и очистив место от лягушек, я вновь насадил несколько деревьев, и с тех пор они растут превосходно»
[358].
Помимо скелетов на месте бывшей Новой Сечи находят и множество разных вещей: пистолеты, кинжалы, ножи, сабли, ружья, пушки, ядра, пули, куски свинца, круги дроту, кувшины, кафли, казаны, графины, чугуны, бутылки, штофы, кольца, перстни, тарелки, кубки, целые бочки смолы, слои угля, склады сухарей, кучи пшеницы, гудзыки, пряжки, бубенцы, мониста на дроту, деньги, трубки-носогрейки, или так называемые люльки-буруньки (от турецкого «бурун» – нос), разрисованные разными «фигурами» и окрашенные разными красками, наконец, нашли даже две лодки, открытые в ветке Сысиной и в 1890 году вытащенные из воды
[359].
После уничтожения Запорожья, в 1775 году, на месте бывшей Новой Сечи возникло село Покровское, населенное разными выходцами из старой Малороссии. В 1777 году, по распоряжению новороссийского губернатора Матвея Васильевича Муромцева, Покровское объявлено было премьер-майором Иваном Максимовичем Синельниковым городом Покровском с «провинциальной канцелярией и славянским духовным правлением» при нем; но потом, уже в следующем, 1778 году, Синельников получил приказание перевести провинциальную канцелярию из Покровского в бывшее селение Никитино с переименованием последнего в Никополь
[360], а Покровскому велено было дать наименование местечка. С 1784 года Покровское становится слободой; в настоящее время это обширнейшее и многолюднейшее село Екатеринославской губернии и уезда; после падения Сечи оно отдано было, по указу императрицы Екатерины II, вместе с бывшей Чертомлыцкой Сечью, теперешней деревней Капуливкой, и Базавлуцкой Сечью, князю Александру Алексеевичу Вяземскому; от князя Вяземского, по купчей 1802 года, перешло к Николаю Ивановичу Штиглицу; по смерти Николая Ивановича Штиглица перешло в род брата его, барона Любима Штиглица; из рода барона Штиглица, по купчей 1861 года, перешло к великому князю Михаилу Николаевичу.
Глава 5
Состав, основание и число славного запорожского низового товарищества
Запорожские казаки, живя в Сечи без жен и без поколения, а между тем ежегодно, даже иногда ежедневно уменьшаясь в своем числе от войны, болезней и старости, всякими мерами старались пополнить свою убыль и увеличить состав своего войска. Отсюда понятно, почему казаки принимали в свое общество всякого приходившего к ним и бравшего на себя некоторые обязательства, необходимые для поступления в Сечь. Лица, близко стоявшие к запорожским казакам и оставившие о них разные воспоминания, одинаково свидетельствуют, что в Сечи можно было встретить всякие народности, чуть ли не со всего света выходцев – украинцев, поляков, литовцев, белорусов, великороссов, донцов, болгар, волохов, черногорцев, татар, турок, жидов, калмыков, немцев, французов, итальянцев, испанцев и англичан
[361]. Но главный процент приходивших в Сечь давала, разумеется, Украина. «Все они, – говорит очевидец XVII века, Яков Собеский, – произошли из России (то есть Великороссии и Малороссии), хотя есть много между ними обесславленных дворян из Малой и Великой Польши, также несколько германцев, французов, итальянцев, испанцев, изгнанных за проступки»
[362]. «Запорожские казаки, – замечает академик XVIII века Иоганн Георги, – были беспотомственные потомки черкасских (то есть украинских) казаков, на Днепре поселившихся»
[363]. То же подтверждает и англичанин Клавдиус Рондо в 1736 году
[364]: «В Запорогах живут их же братья казаки, переходя из городов для промыслов, а иные – которой пропьетца или проиграетца»
[365].