В настоящее время на месте Каменской Сечи стоит усадьба Консуловка, или Разоровка, владельца Михаила Федоровича Огаркова, Херсонского уезда, близ села Мелового с одной стороны и Бизюкова монастыря – с другой. Насколько помнит сам владелец, место Каменской Сечи, после уничтожения Запорожья, досталось сперва помещику Байдаку, от него перешло консулу Разоровичу, от консула Разоровича – владельцу Константинову, от Константинова – Эсаулову, а от Эсаулова, в 1858 году, по купчей досталось самому Огаркову. От второго владельца, консула Разоровича, усадьба и теперь называется Консуловкой, или Разоровкой. Место Сечи приходилось как раз у устья балки Каменки, с левой стороны ее. В старые годы по балке Каменке протекала довольно большая речка того же имени, которая бралась из реки Малого Ингульца в степи и шла на протяжении ста верст, впадая в Днепр с правой стороны, по теперешнему – на полтораста верст ниже экономического двора владельца, иначе – против левой ветки Днепра, Казацкого Речища, и села Больших, или Нижних Каир, расположенного по левому берегу Днепра. Теперь эта речка Каменка имеет не больше шести верст длины в обыкновенное время года, в жаркое же лето и того меньше. По левому берегу ее расположена усадьба Михаила Федоровича Огаркова, Консуловка, а по правому, через реку, – усадьба Ивана Прокофьевича Блажкова, с хутором Блажковкой, состоящим из восьми дворов.
Балка Каменка, как по своей дикости, так и по живописности берегов, очень своеобразна: при относительно низком русле она имеет высокие берега, усеянные громадными глыбами диких камней, местами покрытых зеленым мхом, местами перевитых плющевыми деревьями, диким виноградом, местами поросших громаднейшими вековечными дубами. От всего этого по берегам балки Каменки и у русла ее можно видеть такие причудливые гроты, окутанные густой, едва проницаемой чащей всякого рода растительности, какой не выдумать и самой разнообразной фантазии человека. Недаром эта местность так восхищала и восхищает разных туристов и путешественников нашего времени по низовьям Днепра. «Здесь, в этом тихом уголке, между этими угрюмыми скалами, – говорит Афанасьев-Чужбинский в своей книге «Поездка в Южную Россию», – любитель природы просидел бы несколько часов, предавшись беспечным думам, и, может быть, надолго сохранил бы в памяти оригинальный дикий пейзаж из странствий по низовью днепровскому. А если этот странник малоросс, думы его будут стараться проникнуть смысл одной страницы из русской истории»
[329].
Из двух берегов правый берег Каменки живописнее левого, особенно близ самого устья реки. Весь этот берег, вообще высокий, под конец еще больше того возвышается; массивнейшие скалы, точно разбросанные вдоль берегов речки какой-то гигантской рукой, то отделяются от берега, то выступают из него, затеняясь густолиственными дубами и декорируясь разными кустарниковыми растениями; при самом устье речки природа как бы делает последнее усилие и выдвигает громаднейшую скалу, сажен сорок или пятьдесят высоты, носящую название горы Пугача, происходящее от диких птиц пугачей, вьющих здесь свои гнезда; у горы Пугача речка делает крутой загиб с севера на юг и отсюда мчит свои воды в Казацкое Речище, идущее параллельно правому берегу Днепра и потом сливающееся с ним ниже устья Каменки. Здесь нет ни громадных дубов, ни массивных скал, ни дикой величественной горы Пугача, но зато здесь есть вдоль самого берега речки, в виде длинной канвы, ряд молодых, картинно вытянувшихся верб, которые становятся тем чаще, чем ближе речка Каменка подходит к ветке Казацкое Речище. Под конец своего течения речка Каменка разделяется на два самостоятельных рукава. И в то время, когда один рукав ее, отделившись от общего русла, отходит к правому берегу и, поворотив с севера на юг у Пугача-горы, сливается с Казацким Речищем, в это самое время другой рукав речки, отделившись от общего русла, отходит к левому берегу Каменки и отсюда, поворотив с севера на юг, сливается с тем же Казацким Речищем, протянувшимся здесь на четыреста сажен длины. Таким образом, вся речка в общем представляет собой как бы подобие вил, рукоятке которых будет соответствовать вершина ее, а двум рожкам – два устья. В пространстве между двумя устьями речки стоит прекрасный остров, называющийся на планах XVIII века Кожениным, теперь именующийся Каменским
[330] и принадлежащий по частям трем соседним владельцам – Огаркову, Блажкову и Полуденному.
Само Казацкое Речище имеет также своеобразный характер. Это – совершенное подобие панорамы, устроенной самой природой из воды, зелени трав и молодого леса; правый берег Речища имеет вид сплошной, очень высокой и по местам почти отвесной стены, левый берег кажется живой канвой, состоящей из длинного ряда зеленых, кудрявых, развесистых осокорей и тонкой, низко нагибающейся к воде лозы.
По руинам, сохранившимся до нашего времени, видно, что Каменская Сечь занимала небольшой уголок между правым берегом Казацкого Речища и левым берегом Каменки, сажен на сто выше устья Каменки, и представляла собой неправильный треугольник, протянувшийся с севера на юг, основанием на север, вершиной на юг. Вся величина этой Сечи, по всем четырем линиям, определяется следующим образом: 115 сажен длины с востока, 66 сажен с севера, 123 сажени с запада, 36 сажен с юга. Самая же форма Сечи представляется в таком виде: посредине ее, с севера на юг, идет площадь, ширины у северной окраины шесть сажен, у южной три сажени; а по обеим сторонам площади тянутся курени и скарбницы, числом сорок; один ряд этих куреней идет вдоль Казацкого Речища с выходами на запад, а три ряда идут от степи, встречно Каменке, с выходами и на восток и на запад; между последними тремя рядами, так же как и между первыми, тянется от севера к югу площадь, равная и по длине, и по ширине первой. Каждый из куреней имеет 21 аршин длины и 12 аршин ширины. Следов от церкви не осталось и не могло остаться никаких, так как в Каменской и Алешковской Сечах у запорожских казаков были не постоянные, а временные походные церкви
[331]. Вся Сечь обнесена была каменной оградой, от которой в настоящее время сохранились только кое-где небольшие дикие камни. За этой оградой, у северной окраины Сечи, уцелели еще семь небольших круглых ям: три к востоку, четыре к западу, приспособленных, по-видимому, к стратегическим целям и носивших у запорожских казаков название волчьих ям. Южная окраина Сечи, также за оградой ее, там, где сходятся Каменка и Казацкое Речище, отделена небольшой канавой, идущей от востока к западу, ниже которой, с наружной стороны, тянется ряд небольших холмиков, числом девять, в том же направлении, как и канава. Пространство земли, ниже канавы к югу, до места слияния Каменки с Казацким Речищем, носит название Стрелки; здесь тянется ряд холмов, числом восемь, в направлении с севера на юг, параллельно Казацкому Речищу, но перпендикулярно канаве, отделяющей южную окраину Сечи. Быть может, эти последние холмы служили у запорожских казаков базисами для пушек или, по крайней мере, пунктом для наблюдения и охраны Сечи с юга, подобно тому, как она ограждена была волчьими ямами с севера.
В ста шагах выше Сечи, к северу, расположено было большое казацкое кладбище, на котором в настоящее время сохранилось всего лишь четыре каменных песчаниковых креста, и то лишь один из них в цельном виде, остальные – в разбитых кусках. На цельном кресте сделана надпись, прекрасной церковной полувязью, следующего содержания: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Зде почивает раб Божий Константин Гордеевич атаман кошовый славного войска запорожского и низового, а куреня Плитнеровского: преставися року 1733 мая 4 числа». Из надписей на кусках других крестов видно, что тут же погребен был кошевой атаман Василий Ерофеевич, умерший в 1731 году, 23 мая, и два каких-то простых казака, Яков и Федор. Что касается Василия Ерофеевича – возможно, это Василий Гуж, бывший кошевым в 1725 году. Смотря на множество могил, оставшихся на кладбище Каменской Сечи, можно думать, что здесь было довольно большое кладбище, а на нем и довольно большое число крестов, что подтверждает и бывший владелец места Каменской Сечи, Н.И. Вертильяк, приходившийся родственником, по женской линии, последнему кошевому атаману, Петру Ивановичу Калнишевскому. «Не более как 15 лет тому назад, – пишет Вертильяк в 1844 году, – кладбище бывшей на реке Каменке Сечи Запорожской усеяно было крестами и надгробными памятниками с надписями; даже крепостные валы сохранили обшивку свою из тесаного камня. Теперь все это истреблено. На кладбище остается только четыре креста. Один из них вовсе без надписи
[332], на другом стерлась она так, что ее нельзя разобрать; зато надписи двух остальных обогащают нас весьма важными сведениями относительно истории Запорожья: первая определяет год смерти кошевого атамана Кости Гордиенко, о котором в «Истории последнего Коша» господина Скальковского сказано, что неизвестно, где он умер. Вторая дополняет список кошевых новым неизвестным именем Василия Ерофеева»
[333].