Чисто альпийское убийство - читать онлайн книгу. Автор: Йорг Маурер cтр.№ 47

Присутствующие захихикали. Судя по всему, глава экспертов-криминалистов разбирался в моде куда хуже, чем в шрамах, рубцах и микроскопических волоконцах тканей.

— «Гуччи»!

— Ну да, да. Итак, мои помощники уже позвонили в Милан, в главный офис этой фирмы, и выяснили, что сия обувка стоит больше трехсот евро! Подумать только, на эти деньги я мог бы купить себе целых двадцать пар ботинок… В Германии такие кроссовки продаются лить в специализированных магазинах. Если следствие сочтет нужным, мы прозвоним эти торговые точки.

— Может, и сочтет, не исключаю, — задумчиво произнес Еннервайн. — Не забывайте, что мы с вами находимся на курорте, имеющем, можно сказать, статус элитного. Конечно, до Санкт-Морица или Кицбюэля немного недотягивает, но и далеко не захолустье какое-нибудь… Я вполне допускаю, что среди курортников имеются люди, которые носят кроссовки от «Гуччи». Однако кто же держит такие дорогие вещи под открытым небом, вот в чем вопрос.

— Тот, кто вывесил их на крышу, и тот, кому они принадлежат, не обязательно один и тот же человек, — заметил Беккер.

— Почему вы так решили? Потому что шнурок, на котором висел мешок для обуви, совсем дешевый и продается на каждом углу? — расплылся в довольной улыбке Хёлльайзен.

— Нет. Обладатель дорогих кроссовок вполне может купить и дешевый шнурок, — возразил Беккер. — Все дело в том, что следы ДНК на содержимом мешочка и на шнуре не сходятся.

— Выходит, здесь та же ситуация, что и с ловкачом в баварском костюме: может быть, мешок с кроссовками имеет отношение к делу, а может, и не имеет. Бесподобно, ничего не скажешь!

— Слушайте, вполне вероятно, что тот прохиндей в баварском костюме имеет отношение к этой вещи. Ведь он лазил по крыше именно в том месте, где обнаружен мешочек. Правда, это может оказаться простым совпадением.

— Что еще вы можете сказать насчет кроссовок?

— Мы проверили обнаруженные на них отпечатки пальцев и следы ДНК. Ни один из сотрудников курзала ^[11] не держал в руках этого мешочка.

Еннервайн растопырил большой и указательный пальцы, задумчиво поглядел на них и принялся растирать виски.

У всех служащих культурного центра, начиная с директора и заканчивая гардеробщицей, были взяты отпечатки пальцев и пробы ДНК — в установленном порядке и на добровольной основе. В числе проверяемых оказалась и Пе Файнингер, и еще несколько творческих личностей. По результатам анализов выяснилось, что никто из артистов, администрации, менеджеров и прочего персонала, включая рабочего по зданию Шмидингера, не был на чердаке.

— Туда меня не затащишь ни за что на свете! — сказал Шмидингер на очередном допросе.

— Но ведь это довольно странно, согласитесь? — произнес Еннервайн, впиваясь взглядом в глаза свидетеля, в которых тотчас же промелькнула искорка нервозности. — Именно вы как рабочий по зданию отвечаете за техническое состояние всех помещений — и ни разу не удосужились заглянуть на чердак за всю свою здешнюю карьеру?

Тогда Шмидингер рассказал о печальном происшествии на чердаке, свидетелем которого он стал вскоре после того, как устроился на работу в культурный центр, и Еннервайн счел его объяснения достаточными.

— Не знаю, — покачал головой Штенгеле, — может, все-таки стоит найти владельца этого загадочного мешка с кроссовками. Пожалуй, сначала дадим объявление в газету…

— Бог ты мой! — вдруг вскинулся Еннервайн. — В газету!.. Вы посмотрите на часы! Уже пять минут восьмого! У нас ведь пресс-конференция!

Коллеги дружно вскочили. Эффективность размышлений в последние минуты совещания уже снизилась, в комнате было душно — казалось, воздух ушел на выдувание бесконечных мыльных пузырей сомнительных версий.

— Значит, все на пресс-конференцию! — объявил Еннервайн. — Поскольку у нас нет никакой определенности, предлагаю обходить молчанием все имеющее отношение к чердаку. На двенадцатиметровой высоте над зрительным залом начинаются чистые разглагольствования, поэтому давайте оставаться на твердой почве фактов. Чутье подсказывает мне: мы еще не знаем каких-то важных деталей. И до тех пор, пока все не выяснится, не стоит давать общественности пищи для лишних пересудов.

— Я тоже так считаю, — кивнул Штенгеле. — Пока нет четкой картины произошедшего там, наверху, будем лучше говорить о… Итак, о чем, собственно, мы будем говорить?

— Главное, не выдвигать никаких версий, — четко сказал Еннервайн, распахивая дверь совещательной комнаты. — Уж лучше в завтрашних газетах увидеть заголовки из серии «Полиция бродит в потемках», чем на следующей неделе прочитать: «Все силы полиции были брошены на отработку ошибочной версии!» Подтверждаем только неоспоримые факты, ясно?

— Но много ли их у нас, этих фактов? Все, что нам известно, — это личности жертв, а также то, что один задавил другого, — возразила Мария. — Согласитесь, негусто!

— В моей практике случались дела, когда фактов на первых порах было еще меньше. То есть, можно сказать, совсем никаких. И тем не менее я как-то сумел продержаться на пресс-конференции целых полчаса.

Не добившись от представителей следствия внятных версий, представители прессы напридумывали кучу своих. Утром следующего дня по палисадникам были разбросаны первые газеты. «В концертном зале чудом предотвращена катастрофа!» — вот такие были заголовки, ну и, конечно же, не обошлось без того самого, коронного: «Полиция бродит в потемках». Еннервайн, который проглядывал местную газету за завтраком, стоя за высоким столиком кафе, не мог удержаться от улыбки, хотя обычно с утра он был хмурым и никогда не улыбался. Он разрезал пополам баварскую булочку. Оказывается, одинокий пожилой человек своим полетом с балкона «положил преждевременный конец не только молодой жизни, но и прекрасному концерту», а «некомпетентные и нудные полицейские», как окрестили команду Еннервайна журналисты, «не могут дать ответа ни на один насущный вопрос». Скорее всего в ближайшее воскресенье пианистка повторит выступление.

На первой полосе газеты красовалось фото, сделанное тем самым фотографом, который вчера требовал назад свой фотоаппарат. Это был поистине эффектный кадр, неудержимо притягивающий взгляд. На первом плане находился мужчина, молодой мужчина с черным прямоугольником на глазах, делавшим его лицо неузнаваемым. Но главным в композиции было не лицо, а окровавленные руки. Герой снимка держал их так высоко, как будто бы благодарил судьбу за спасение. Это подтверждал и заголовок соответствующей статьи, набранный гигантскими буквами: «УЦЕЛЕЛ!» И далее, шрифтом помельче, сообщалось: «Одной из жертв как раз оказывают помощь сотрудники местной санитарной колонны». Никто из завтракающих за многочисленными столиками курортного кафе не знал человека с фотографии, и лишь где-то на неведомой Еннервайну крыше, на плоской крыше виллы, на террасе плоской крыши виллы главного врача, сидела слегка рассеянная дама в дизайнерских брюках, пробормотавшая нечто вроде: «Шивельфёрде». Одно вынужден был признать Еннервайн: это был отличный, высокохудожественный стоп-кадр. Полицейский вонзил зубы в булочку и закрыл газету. «Все, что можно, я увидел», — подумал он. Но это было не так. Гаупткомиссар не заметил на фото низенькой женщины, стоявшей далеко за спиной «спасенного». Она нетерпеливо протягивала руки через стойку гардероба в ожидании своей одежды. Руководитель следственной бригады не обратил внимания на эту персону лишь потому, что на ней не было канареечно-желтой ветровки.