– Даже после того, как ты их найдешь и разберешься, нам, вероятно, придется кое-что здесь изменить, – говорит она, уперев взгляд в пол, будто может видеть насквозь.
– Я спущусь, чтобы взглянуть на него.
– Что-то странное происходит с его тетрадью, – замечает она.
– О чем ты?
– Я больше нигде ее не вижу. Он сказал, что пишет в ней, когда я ухожу. Это на него не похоже. Я начинаю беспокоиться по поводу записей, которые он делает. Ты должен спуститься и найти ее.
Он уходит вниз. А вернувшись через несколько минут, сообщает матери:
– Ее там нет. Я нигде не смог ее найти.
– Что он сказал?
– Я спросил, куда он дел тетрадь. Он не помнит.
– Только не говори мне…
– Думаю, так он и поступил. Отдал тетрадь мальчишке.
Женщина зажмуривается, как от физической боли.
– Это не имеет значения, – говорит он. – Там сплошной неразборчивый бред. Совершенно бессвязный.
Но она качает головой:
– Может, и так. Но в тетради проставлены даты. И написано все его почерком.
Глава 22
Когда Скотту было двенадцать лет, он придумал сюжет для фильма. И изложил его нам с Донной за ужином.
«Это про парня, который прилетает на Землю из другой галактики. Или с Марса, например. Не так уж важно. Он хочет посмотреть на земных людей, а поэтому ему самому приходится принять форму человека, чтобы никто не догадался, как он выглядит на самом деле, а то это, типа, страшновато. У него червяки растут по всему лицу и все такое, хотя это всего лишь его кровеносные сосуды».
«Угу», – отозвался я, не отрывая взгляда от своей тарелки с лапшой.
«Сначала я думал, что его мог бы сыграть кто-то вроде Арнольда Шварценеггера, однако роль совсем не похожа на Терминатора, и я еще над этим поразмыслю. Его задание состоит в том, чтобы подружиться с каким-нибудь одним человеком и изучить его. Он делает выбор совершенно случайно, а потом наблюдает за поведением этого мужчины, следит, как землянин взаимодействует с окружающими. Но только инопланетянин не догадывается, что избрал тупого дегенеративного типа, у которого нет настоящих друзей, а потому он почти не общается с другими землянами. И вот когда пришелец возвращается на родную планету, то докладывает, что все жители Земли одиноки, несчастны, ни на что не пригодны. А еще странные. Им нравится то, что не может нравиться никому».
Какое-то время мы с Донной молчали. Потом я спросил: «И на этом конец фильма?» Скотт покачал головой: «Нет. Вовсе нет. У фильма счастливый финал. Инопланетянин возвращается и забирает человека, за которым, типа, наблюдал, на свою планету, потому что жалеет его. А там землянин становится счастливым, поскольку все считают его крутым, очень интересным, и он перестает думать о том, чтобы покончить с собой». Донна приложила ладонь к губам, поднялась и вышла из комнаты. «Это она из-за червей на лице? – поинтересовался Скотт. – Я могу убрать их из фильма, если получается слишком уж жутко».
Не знаю, почему я вспомнил именно об этом, когда закончил краткий разговор с Огастесом Перри и снова поднялся на мост, где меня дожидался Шон Скиллинг. Впрочем, вспышки воспоминаний о Скотте озаряли меня чуть ли не каждые пять минут с тех пор, как его не стало. Он всегда был где-то рядом, на самой поверхности сознания, независимо от того, чем я занимался.
Может, это воспоминание вызвала мысль о счастливом конце и расплывчатости этого понятия, о том, как по-разному оно воспринимается каждым из нас. У Скотта некий недоумок, перенесенный в другой мир за миллионы миль от дома, обретает счастье среди инопланетян, которые ценят его за одну лишь уникальность. Но стало ли это счастливым концом, например, для его родителей, навсегда покинутых им?
Наверное, я вспомнил сейчас о сюжете Скотта, поскольку начал уже тревожиться, что счастливого финала не будет и у моих поисков Клэр Сэндерс. Особенно если с ней случилось то же, что и с ее подругой Анной Родомски.
Когда я увидел Шона, тот плакал.
– Это ведь она? – спросил он, глотая слезы. – Это не может быть она! Такое невозможно…
– Я совершенно уверен, что это она, – ответил я. – Но картина там, внизу, просто ужасная.
Мне пришлось крепко схватить его, поскольку Шон сразу же попытался сбежать под мост и увидеть то, что уже видел я.
– Тебе нельзя туда.
– Уйди с дороги! – рявкнул он, почти выплюнув эти слова мне в лицо.
Для подростка он обладал изрядной силой, и я мог бы не справиться с ним, однако никак нельзя было позволять ему спускаться. Во-первых, для его же блага. А во-вторых, он мог затоптать улики или еще как-то их испортить.
Хотя собаки уже и так славно поработали над этим.
– Послушай меня, Шон, – сказал я, преграждая ему путь. – Ты не должен к ней подходить. Я уже мог там все испортить, приблизившись к ней. Да послушай же меня! Кто бы ни был тем подонком, который сотворил это с Анной, мы должны схватить сукина сына. Спустишься вниз – и окончательно испортишь место преступления. Понимаешь?
Я почувствовал, как мышцы его рук, поначалу крепкие как сталь, понемногу расслабились.
– Пожалуйста, – продолжил я, – давай останемся на мосту и посторожим, чтобы никто больше не совался вниз и не прикасался к ней, хорошо? Сохраним то последнее достоинство, что в ней еще осталось.
Шон отвернулся от меня, перешел на другую сторону моста и положил руки на ржавую ограду. Его тело сотрясалось от рыданий. Я опустил ладонь ему на плечо.
– Мы непременно узнаем, кто это сделал. Клянусь.
Шон неожиданно развернулся и обвиняющим жестом ткнул в меня пальцем.
– Это все ваша вина! Вы бросили ее. И оставили здесь одну, чтобы кто угодно смог убить ее!
Мне нечего было возразить.
Я вспомнил черный пикап у дороги, который заметил вскоре после того, как Анна выпрыгнула из моей машины. Пикап, исчезнувший к тому времени, когда я успел развернуться и попытался еще раз рассмотреть его. Я напряг память, стараясь припомнить какие-нибудь подробности. «Форд» или «додж»? Иностранного производства или наш? Обычно я прекрасно ориентировался в подобных вещах, но в тот вечер было темно и дождливо.
– Если бы меня не остановил тот проклятый коп, – пробормотал Шон, – я бы успел туда сам. И тогда бы ничего не случилось. Она не попыталась бы сбежать от меня!
К нам осторожно приблизилось трио с крыльца. Милдред поинтересовалась:
– Что произошло?
– Под мостом лежит труп.
– Матерь Божья! – воскликнула Милдред.
Я сообщил ей, что скоро прибудет полиция. Когда я сказал Огги, чье тело обнаружил под мостом, фамилия оказалась ему знакома.