Путешествие дилетантки - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Карпинос cтр.№ 21

Я присела на смежную кровать и начала:

– Ты хотел меня видеть? Я пришла.

– Ну хотел, ну пришла…

– Чего ж так сухо отвечаешь? – спросила я, начиная заводиться.

Хирург растерялся от такого неформального вопроса и буркнул:

– Да как-то суховато здесь все.

На этих словах съемочная группа прыснула, а я вообще зашлась до слез, очень пригодившихся для следующего дубля, в котором мы доиграли сцену до конца. Оскорбленная рыдающая Саша хлопнула дверью и удалилась в свой одноместный номер, где мы и продолжили съемки тернопольского эпизода. Для того чтобы подчеркнуть блеск и нищету провинциальной гостиницы, оператор плеснул водой на стену и так видавшего виды номера. Пятно расползлось огромной кляксой, и довольный собой художник включил камеру. Саша ходила взад-вперед и проклинала Волкова. Потом он врывался в номер и после недолгой полемики швырял ее на односпальную кровать. На пятом дубле хирург и меня швырнул, и сам упал сверху достаточно выразительно, после чего съемочная группа в спешном порядке покинула Феофанию.

Путь наш лежал в столичный Дом кино. В Красном зале режиссер Беляк собрала массовку для съемок «Славянского базара» в городе Витебске. Журналистка Александра Анчарова прорывалась через охранника в полупустой зал. Охранник срывал с нее аккредитацию. Возмущенная Саша делилась своими соображениями с близсидящей коллегой. И в этот момент к ней разворачивалась лицевой стороной неопознанная голова, в которой Саша с ужасом узнавала хамскую рожу певца Зиркорова. Мне нужно было изобразить неподдельное изумление, для которого я никак не могла подобрать нужных слов. На очередном дубле при повороте волосатой головы я завопила:

– Ну ни фига себе!!!

Из дальних рядов раздался хохот. «Значит, получилось», – подумала я с облегчением. Но разъяренная режиссер Беляк выгнала из зала самого громкоржущего представителя массовки. И мы начали все сначала. Зиркоров пытался душить Сашу. Альбина на моем горле показывала, как это надо делать.

– Но я не могу душить женщину, – оправдывался играющий певца интеллигентный волосатый мужчина.

– А вот Зиркоров может, – отрезала Альбина. – Запомни волшебное слово, которое она произносит, после чего ты ее отпускаешь.

– Недаром Леша Волков говорил мне, что не понимает, как его подруга Алла живет с таким мудаком! – четко артикулируя, выкрикивала я нужное слово, и пальцы на моей шее размыкались.

Но до финала было еще далеко. В Доме кино предстояло снять не только витебский скандал, но и концертный зал Петербурга. Саша с подругой Наташей приходят на концерт Волкова. Он спускается к ним с лестницы, как с небес. Наш оператор так долго настраивался на этот спуск, что Дом кино успел практически опустеть. И вот наконец хирург с гитарой добирался до нужной точки и произносил:

– Вы актриса? А вы – поэтесса? Рад вас видеть в своем концертном зале.

За это время я успела в двух словах рассказать артистке, играющей Наташу, о чем, собственно, идет речь в сценарии. Заключительная сцена этого длиннющего дня снималась в баре все того же Дома кино. Саша с Наташей в антракте делились впечатлениями от концерта.

– Ну что, по пятьдесят?

– По пятьдесят. Мы это заслужили. А твой Волков классно играет джаз!

– А я тебе что говорила? Слава Богу, после концерта мы с ним сегодня встречаемся не в гостинице, которую я ненавижу, а в другом месте. За прошедшие годы я в этой гостинице исходила все стены, ожидая его часами…

– Как страшно жить! – произнесла актриса голосом Галкина, пародирующего Ренату Литвинову.

На этой оптимистической реплике и закончился наш съемочный день.

Съемки начинались поздно вечером на вокзале. Весь день я посвятила психологической подготовке к поездке в город Сумы, который мы собирались перевоплощать в Люблин и Питер. После отснятого эпизода с Зиркоровым в голову лезли воспоминания о журналистских приключениях, забавных и не очень.

Однажды одна популярная киевская газета, в штате которой я состояла до ее скандального закрытия, поручила мне взять интервью у Константина Райкина. Он тогда приехал в Киев во главе «Сатирикона», но не со спектаклем, а с каким-то разрекламированным шоу. Каково же было мое недоумение, когда на сцене Октябрьского дворца сатириконовцы вместе со своим главой стали показывать насквозь пронафталиненную школьную самодеятельность! После этого шоу идти на интервью пропало всякое желание. Но встреча уже была назначена на следующее утро в гостинице. На улице стояла ранняя весна, и я явилась в номер в черном пальто с красным шарфом. Константин Аркадьевич, судя по всему, невыспавшийся, предложил раздеться и присесть. Вооружившись диктофоном, я деловито начала интервью. Маэстро не отрывался от включенного телевизора и как-то вяло и односложно отвечал на вопросы.

– Может быть, вы хотя бы уменьшите звук в ящике?

– Да? Пожалуйста! – и он щелкнул выключателем. – Так о чем мы говорили?

– О ваших следующих гастролях в Киеве с «Трехгрошовой оперой».

– Что?! Вы бы еще спросили о спектакле десятилетней давности! Готовиться надо к интервью!

– Да я, собственно, готова в отличие от вас. Вы всегда так разговариваете с незнакомыми женщинами?

– В данный момент я разговариваю не с женщиной, а с профессионалом.

– Тогда позвольте спросить вас, как профессионал профессионала: это самодеятельное гала-шоу «Сатирикона», которое вы сейчас привезли в Киев, какой давности произведение искусства? И стоит ли такой халтурой превращать киевский концертный зал в задрипанный клуб сельской молодежи?

– Что вы себе позволяете?! Вы бы еще про папу спросили! – оскорбился обреченный на вечное сравнение с папой сын великого отца.

– Да не буду я вас спрашивать про папу! Думаю, ему сейчас было бы за вас стыдно. Я вообще ни о чем больше не буду с вами говорить. До свидания.

И я вскочила и ринулась к своему пальто. Размахивая перед носом Райкина-сына красным шарфом и что-то ему напоследок выкрикивая, я случайно задела полуторалитровую бутылку с минералкой. Она упала со стола и медленно покатилась по ковру, поливая его водой. Костя завороженно смотрел на это зрелище, молча переводя глаза с бутылки на меня и с меня на бутылку. От его агрессивности не осталось и следа. Я вылетела из номера и помчалась по ступеням. За мной неслись организаторы гастролей и пытались узнать, что случилось. Но им так и не удалось меня догнать. Это был единственный случай за все годы моей службы в журналистике, закончившийся таким финалом. Как правило, контакт с собеседником возникал в первые же минуты общения.

Вечером раздался телефонный звонок. Гастрольная фирма приносила извинения от своего имени, а также сообщала, что Константин Райкин был очень расстроен, говорил, что в срыве интервью виноват он и перед отъездом в Москву просил позвонить мне и попросить прощения. Собственно, я зла на него не держу. С талантливыми людьми всякое бывает. И вообще, если бы прощения попросил он сам, а не через третьих лиц, я бы не писала сейчас эти строки…