Великий закон славян - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Серяков cтр.№ 16

Страница

В Индии в эпоху Вед наиболее характерным для Варуны оружием, упоминаемым в РВ, были путы, а палица, в результате расщепления исходного образа громовержца, стала соотноситься с Индрой и Брахманаспати. Однако этот архаический атрибут возвращается к этому богу в «Махабхарате»: «Тот отважный царь Шрутаюдха был сыном Варуны, а матерью ему была великая река Парнаша, с холодными водами. И его мать, обратившись к Варуне ради своего сына, сказала: „Пусть этот сын мой будет неуязвим для врагов на Земле!“ И Варуна, довольный (ею), промолвил: „Я дам ему дар, благотворный для него, – небесное оружие, благодаря которому этот сын твой будет всегда неуязвим! В действительности же для каждого человека никогда не может быть бессмертия. Всякому родившемуся (на Земле) должно неизбежно умереть, о превосходнейшая из рек! Однако этот (сын твой) всегда будет неодолим для врагов в сражениях, благодаря мощи этого оружия. Да рассеется лихорадка твоего сердца!“ Сказав так, Варуна дал ему палицу, сопровожденную мантрами. Обретя ее, Шрутаюдха стал непобедим во всем мире. И все же ему снова сказал прославленный владыка вод: „Эту (палицу) не следует метать в того, кто не сражается в битве, иначе она упадет на тебя же самого!“» ^[64]. В этом фрагменте индийского героического эпоса мы видим целый набор представлений, характерных на Руси для Перуна. Это и палица как небесное оружие бога вод, и даруемая им воинская неуязвимость в бою, и мотив метательного оружия, поражающего своего владельца, преступившего моральный запрет. Очевидно, первоначально этим оружием была не палица, а стрела, поскольку в РВ именно Варуну арии молят:

Еще одним атрибутом Варуны в РВ была бочка, с помощью которой он орошает землю дождем:

Однако эта символика была известна и у славян. Летопись все того же Новгорода под 1358 г. сообщает, что «того же лѣта цѣловаша (новгородцы) бочек не бити», а Никоновская летопись конкретизирует это известие: «того же лѣта новгородцы утвердишась межи собою крестнымъ цьѣлованiемъ, чтобъ имъ игранiя бѣсовскаго не любити и бочекъ не бити» ^[65]. Судя по летописным сообщениям, битье бочек представляло из себя древний языческий ритуал («бесовское играние»), имевший общегородское значение, поскольку все население города было приведено к особо торжественной христианской присяге для отказа от него. Учитывая то, что Новгород часто страдал от неурожаев, а бочка была связана с водой, можно предположить, что здесь перед нами магический ритуал вызывания дождя, основанный, как это неоднократно бывало в славянском язычестве, на связи между аналогичными земными и небесными предметами. По всей видимости, небесная бочка принадлежала богу мировых вод Перуну, поскольку именно его ритуальным оружием – палицей – разбивались бочки у других славянских народов, у которых этот ритуал почти превратился в народную игру: «Обычай этот доныне известен у хорутан, в Зильской долине: там в каждой деревне стоит на площади всеми чтимая липа; к этому дереву привешивается бочка; юнаки выезжают на конях, с палицами в руках, скачут вокруг липы и стараются на всем скаку попасть палицею в дно бочки, которая наконец и рассыпается на части. Пока юнаки выказывают ловкость и силу своих ударов, остальные жители поют обрядовые песни» ^[66].

Память о том, что Перун, верховный бог Древней Руси, мог принимать облик дракона, хранилась в нашей стране очень долго. Так, еще в 1859 г. П. Якушкин записал от одного старика легенду о происхождении Перынского скита под Новгородом: «А вот видишь ты, какое дело было, – начал рассказчик, – был зверь-змияка, этот зверь-змияка жил на этом самом месте, вот где теперь скит святой стоит, Перюньский. Кажинную ночь этот зверь-змияка ходил спать в Ильмень-озеро с Волховскою коровницею. Перешел змияка жить в самый Новгород; а на ту пору и народился Володимир-князь в Киеве; тот самый Володимир-князь, что привел Руссею в веру крещенную. Сказал Володимир-князь: „всей земле Русской – креститься“. Ну и Новгород – тожь. Новгород окрестился. Черту с Богом не жить: Новый-Город схватил змияку Перюна, да и бросил его в Волхов. Черт силен: поплыл не вниз по реке, а в гору – к Ильмень-озеру; подплыл к самому своему жилью, да и на берег! Володимир-князь велел на том месте церковь рубить, а дьявола опять в воду. Срубили церковь: Перюну и ходу нет! От того эта церковь назвалась Перюньскою; да и сам скит тоже Перюньский» ^[67]. Как уже отмечалось, в Перыни действительно стояло капище Перуна, впоследствии разрушенное христианами, возведшими на этом месте церковь. Обстоятельства изгнания Перюна в рассказе весьма сходны с летописным известием о свержении идола Перуна; принципиально новой чертой является изображение громовержца в виде «зверя-змияки» и его связь в этом облике с женщиной. Достоверность этого сообщения о драконьей ипостаси громовержца подтверждается археологическими раскопками Новгорода, в котором головы драконов достаточно часто украшают собой ручки ковшей, кровли домов и ритуальные жезлы. Касаясь причин помещения этого символа на сосуды для воды, В.М. Василенко отмечает: «Мы не знаем точно значения змия-дракона, но можем догадываться о том, что оно было положительным, иначе не стали бы держать его в своем доме новгородцы, не стали бы украшать его изображениями предметы своего быта – ковши, сосуды для воды, браги и меда. ‹…› Изображение змиев-драконов не сразу ушло из быта новгородцев, где они, конечно, были не только украшением, но и своеобразным оберегом: охраняли от зла, способствовали благополучию» ^[68]. Данная ипостась верховного бога была общерусской, а не местной новгородской. В этом нас убеждают данные полоцкого и муромского фольклора, сохранившего для нас древний мотив сочетания дракона с княгиней.

Этот образ органично сочетал в себе крайние точки мироздания – в нем громовержец мог как лежать в глубине вод, так и заглатывать солнце в высоте неба. С другой стороны, и ведийский гимн отмечает, что Варуна «наделен силой превращений» (РВ VI.48.14). Как мы помним, бог Индра в РВ также был наделен силой превращений, однако в этом гимне он фигурирует как «богатый силой духа». Кроме них данный гимн также упоминает Агни, Марутов, Арьямана, Вишну и Пушана, однако интересующее нас качество он отмечает только у Варуны, из чего следует, что из всех этих богов способность к превращениям, которой могли бы обладать и другие небожители, относилась в первую очередь к нему. Это и неудивительно, поскольку, как отмечалось выше, именно он обладал майей – магической силой, дающей, помимо прочего, возможность изменять свой вид. Во что конкретно мог превращаться Варуна, гимн не уточняет, однако этот пробел вполне компенсирует обращенная к богам просьба ариев в другом гимне данной мандалы:

Страница