В докладной записке, составленной им 8 июля, Тисса продолжал настаивать на целесообразности своей первоначальной дипломатической программы, рекомендовавшей привлечение Болгарии. Но ввиду того, что на Совете министров, происходившем накануне, все единодушно высказались против него, он главную часть своей обширной записки посвятил тому, что теперь являлось самым основным вопросом тайной дипломатии в Вене: нужно ли, как настаивал Тисса, облечь требования, предъявляемые Сербии, в вежливую форму, так чтобы нота, хотя и унизительная, могла быть принята Сербией? В таком случае в ней должны быть изложены конкретные претензии и предъявлены такие требования, принятием которых Австрия готова была бы bona fide (искренне) удовлетвориться. Или же, как того желали Берхтольд и большинство министров, требования должны представлять собой общий обвинительный акт, предъявляемый Сербии в виде ультиматума, нарочито составленного таким образом, чтобы вызвать немедленную войну.
В пользу первого варианта Тисса приводил императору те же доводы, которые он излагал на Совете министров:
«Я отнюдь не рекомендую спокойно проглатывать все эти провокационные выходки, и я готов взять на себя ответственность за последствия войны, вызванной отказом удовлетворить наши справедливые требования. Но, по моему мнению, нужно предоставить Сербии возможность избежать войны ценою согласия на тяжелое дипломатическое поражение. Тогда, если даже дело дойдет до войны, всему миру будет ясно, что мы стоим на позиции справедливой самообороны. Сербии должна быть отправлена нота, составленная в умеренном тоне, без угроз. В ней должны быть изложены наши конкретные жалобы и связанные с ними определенные требования. Основанием для жалоб… могут служить заявления министра Спалайковича в Петербурге и Иовановича в Берлине, а также то, что бомбы в Боснии были получены из сербского арсенала в Крагуеваце, что убийцы перешли границу с подложными паспортами, выданными сербскими властями…
Если Сербия даст неудовлетворительный ответ или попытается затянуть дело, то должен быть предъявлен ультиматум, а по истечении его срока – открыты военные действия. После успешной войны территория Сербии может быть урезана путем уступки Болгарии, Греции и Румынии некоторых завоеванных округов, но для себя мы должны потребовать только некоторые существенные исправления границ, и никак не более. Конечно, мы могли бы еще настаивать на контрибуции, что дало бы нам возможность держать в своих руках Сербию в течение долгого времени…
Если же Сербия смирится, то мы должны принять это решение bona fide и не делать отступление для нее невозможным».
Это мирное решение, на котором настаивал Тисса, было для Берхтольда совершенно нежелательно. Вскоре после того, как Тисса уехал из Вены, он снова попытался нажать на германский рычаг и в письме к Тиссе от 8 июля утверждал:
«Чиршки только что был у меня и сообщил мне, что он получил из Берлина телеграмму, в которой его император поручает ему заявить здесь самым энергичным образом, что Берлин ожидает от Австрии выступления против Сербии и что в Германии будут недоумевать, если мы упустим такой благоприятный случай и не нанесем удара… Из дальнейших слов посла я понял, что всякая уступка Сербии с нашей стороны будет истолкована в Германии как признание нашей слабости, что не преминет отразиться на нашем положении в Тройственном союзе и на будущей политике Германии.
Эти заявления Чиршки представляются мне столь важными, что они, пожалуй, могут повлиять на те выводы, к которым вы пришли, поэтому я хотел немедленно сообщить их вам и прошу вас, если вы найдете нужным, прислать мне на сей предмет шифрованную телеграмму в Ишль, где я буду завтра утром и смогу там изложить его величеству вашу точку зрения»
[75].
На Тиссу это, по-видимому, не произвело никакого впечатления, и он не послал телеграммы, о которой его просил Берхтольд. Последний отправился в Ишль, чтобы получить от Франца-Иосифа разрешение предъявить Сербии такие требования, «которые она ни в каком случае не могла бы принять». Но, как мы узнаем из донесения Чиршки от 10 июля, это ему не удалось.
«…Министр сообщил императору о двух возможных в данном случае методах действия против Сербии. Его величество выразил мнение, что оба эти метода, пожалуй, можно согласовать, но в общем его величество склоняется к тому, что Сербии должны быть предъявлены конкретные требования. Граф Берхтольд тоже не решается отрицать преимуществ такого способа действий… Он полагает, что в числе прочего можно потребовать учреждения в Белграде австро-венгерского агентства для наблюдения за великосербскими махинациями, а также закрытия целого ряда обществ и увольнения скопрометированных офицеров.
Срок для ответа должен быть по возможности краток, примерно 48 часов. Конечно, даже такой короткий срок достаточен для Белграда, чтобы получить директивы из Петербурга. Если сербы примут все требования, то это будет для него чрезвычайно нежелательным решением, и поэтому он думает, как бы формулировать требования таким образом, чтобы Сербия ни в каком случае не могла их принять.
В заключение министр жаловался на графа Тиссу, который затрудняет ему энергичное выступление против Сербии. Граф Тисса считает, что надо действовать по-джентльменски, но это вряд ли уместно, когда дело идет о столь важных государственных интересах, в особенности по отношению к такому противнику, как Сербия».
Таким образом, 9 июля Берхтольд добился согласия Франца-Иосифа и Тиссы на то, чтобы Сербии были предъявлены некоторые требования, но не в форме нарочито неприемлемого ультиматума. Тем не менее он втайне все-таки продолжал действовать именно в этом направлении. 11 июля он сказал Чиршки, что он вызвал Тиссу в Вену на 14 июля на совещание, на котором должен быть окончательно выработан текст этого документа.
«Насколько он (Берхтольд) может сказать сейчас, главные требования, которые будут предъявлены Сербии, сведутся к следующему: во-первых, король должен официально заявить и опубликовать в форме приказа по армии, что Сербия отказывается от великосербской политики; во-вторых, должно быть организовано австро-венгерское правительственное агентство для наблюдения за строгим исполнением этой декларации. Срок для ответа на ноту будет по возможности короткий, должно быть, 48 часов. Если в Вене не признают ответ удовлетворительным, то немедленно будет произведена мобилизация»
[76].