На такой способ застращивания угрозой насилия и мести со стороны комитаджей, вроде Танкосича, часто указывали «доверенные лица» в Боснии как на один из мотивов, побуждавших их помогать убийцам. Это является лишним основанием, почему Пашич не захотел или не посмел предпринять что-нибудь для ареста популярного и влиятельного лидера «Черной руки», пока наконец австрийский ультиматум не заставил его арестовать Танкосича на несколько дней.
30 июня австрийский уполномоченный в делах запросил сербское правительство, какие полицейские меры оно приняло или предполагает принять для того, чтобы «найти нити, ведущие к раскрытию убийства, каковые, несомненно, приходится частично искать в Сербии». Но он получил ответ, что «сербская полиция еще не занималась этим вопросом» и что «до сих пор еще ничего не сделано и что это вообще не касается сербского правительства». После этого последовал обмен резкостями, и австрийский дипломат выразил «свое крайнее удивление по поводу того, что правительство, которое все время заверяет о своем желании поддерживать добрые отношения со своим соседом, позволяет себе проявлять такое равнодушие».
30 июня германский помощник статс-секретаря (товарищ министра) по иностранным делам Циммерман, желая предупредить серьезные осложнения, дал несколько уместных советов сербскому уполномоченному в делах в Берлине. Об этом баварский посланник в Берлине сообщал:
«В Министерстве иностранных дел надеются, что Сербия примет теперь все меры к тому, чтобы привлечь к ответственности лиц, виновных в этом заговоре. Г-н Циммерман с самого начала обратил серьезное внимание здешнего сербского уполномоченного в делах на те последствия, которые повлечет за собой отказ Сербии в этом вопросе. Кроме того, он внушил русскому послу, чтобы тот побудил свое правительство дать такой же совет в Белграде. Г-н Циммерман дал этот совет потому, что никто не может сказать, что будет, если сербское правительство не выполнит своих обязательств, ибо надо учитывать возбуждение, вызванное в Австро-Венгрии деянием, совершенным в Сараево».
В том же смысле Циммерман имел беседу с дипломатическими представителями Англии и России в Берлине, очевидно, надеясь, что они дадут Сербии такой же добрый совет. Но, по-видимому, они этого не сделали. Если бы сербское правительство сразу предприняло энергичные шаги для ареста белградских сообщников и на деле доказало бы свое неоднократно высказанное желание поддерживать добрососедские отношения с Австрией, то этим оно умерило бы негодование Германии по поводу убийства и сделало бы ее менее склонной следовать за Австрией на ее роковом пути, тем самым возросли бы шансы для дружественного посредничества. Но Пашич и его министры этого не сделали и усвоили пассивную и отрицательную тактику выжидания, желая узнать, какие определенные обвинения и доказательства в состоянии представить Австрия. Тем самым Пашич взял на себя серьезную ответственность за то, что случилось
[56].
6 июля сербское правительство получило от своего посланника в Вене извещение, что австрийские сведения из Сараева указывают на Белград как на место организации заговора и изобличают причастность к нему Цигановича. Несмотря на это, а также на предостережение Циммермана, сербское правительство не только не предприняло никаких шагов для того, чтобы арестовать сообщников в Белграде, но и, по-видимому, даже содействовало исчезновению Цигановича, главного соучастника в этом деле, не желая выдать его австрийским властям.
Циганович был боснийцем, Австрия могла требовать его выдачи для суда, и тогда она, пожалуй, узнала бы всю правду. Поэтому было лучше, чтобы он исчез. 8 июля австрийское правительство узнало из шифрованной депеши своего белградского посольства, что Циганович в день убийства находился в Белграде, но через три дня после этого покинул город, причем, по-видимому, получил месячный отпуск от железнодорожного управления, где он служил. Начальник белградской полиции заявил, что он не знает человека, носящего имя Милана Цигановича, но вскоре выяснилось, что сам начальник полиции и способствовал исчезновению Цигановича из Белграда.
Далее выяснилось, что в книгах железнодорожного управления его имя было стерто и вписано имя Милана Данилова, в качестве какового Циганович продолжал получать свое жалованье. Когда в Сербии была произведена мобилизация, Циганович немедленно присоединился к отряду Танкосича. Доктор Богичевич говорит, что 3 или 4 августа 1914 года комендант Срб, начальник одной из важных сербских железнодоржных станций, сказал ему, что он только что помог Цигановичу уехать на юг.
Из показаний убийц австрийским властям стали известны некоторые факты относительно белградских соучастников. Поэтому в ультиматуме от 23 июля, в пункте 7, Австрия потребовала, чтобы Сербия немедленно арестовала Войю Танкосича и лицо, именуемое Миланом Цигановичем, служащего на сербской государственной железной дороге. Сербское правительство через несколько дней ответило, что в соответствии с предъявленным требованием оно арестовало Танкосича, но что касается Милана Цигановича, который является австро-венгерским подданным и который до 15 июня (28 июня по новому стилю, то есть в день убийства) состоял на службе (на испытании) в железнодорожном управлении, то таковой не мог быть пока разыскан (поэтому отдан приказ о его аресте)
[57]. Здесь действительно курьезно, что сербское правительство утверждало, что оно перестало иметь какие-либо сведения о Цигановиче как раз с момента убийства.
Принимая во внимание другие факты, приведенные выше, можно усомниться в искренности его неведения относительно того, где находился Циганович, равно как и в невозможности разыскать его. Сомнение это еще усиливается в виду того, что министр народного просвещения, рассказывая о периоде непосредственно после убийства, но до предъявления австрийского ультиматума – то есть когда сербские власти должны были арестовать Цигановича, но этого не сделали, – определенно указывает, что он и его коллеги были осведомлены о соучастии Цигановича.
«Когда из Вены получились австрийские сообщения о том, что убийцы были отправлены в Сараево одним из служащих сербского Министерства общественных работ, неким Миланом Цигановичем, то Пашич спросил Иотсу Иовановича, в то время ведавшего этим министерством, кто такой этот чиновник, но Иотса не мог ничего сказать о нем, равно как и все другие в его министерстве. По настоянию Пашича они наконец откопали Цигановича на какой-то мелкой канцелярской должности в железнодорожном управлении. Я помню, что когда Иотса сказал нам об этом, то кто-то (Стоян или Пашич) заметил: „Вот видите! Правильно говорят: если мать потеряет сына, то пускай ищет его на железной дороге”. После этого Иотса говорил нам, что Циганович выехал куда-то из Белграда».