– А ты их сама не задирай. И вообще. Иди ты на работу. Ты ведь совсем одурела дома, раз ищешь впечатлений и эмоций на стороне. Да, точно. Тебе нужно встряхнуться, заняться чем-нибудь.
– Ты же любил меня. Тебя все устраивало… До тех пор, пока ты не встретил эту корову!
– Элла, перестань. Я тебе даю время на переезд к родителям. Сколько тебе надо – две недели, месяц? Пожалуйста, не буду тебе мешать, пережду где-нибудь…
– У нее? У нее, да?
– Зачем? Вокруг полно гостиниц.
– Ты уже с ней хочешь жить… Меня из дома выгоняешь! А она, твоя Маргарита Готье – обычная нимфоманка… Воплощенная пошлость в жутких розочках! Ее на работе все коллеги ненавидят…
– Стоп. Ты о чем? – Лицо у Евдокима окаменело, он уставился, не мигая, на Эллу. И это очень обнадежило ее. Ага, муж реагирует. Если он ударит сейчас свою законную жену, женщину при всех, здесь, в торговом зале, под прицелом видеокамер, то… Это будет прекрасно. Все узнают, что он за человек!
– Я знаю, кто она и где работает, – улыбаясь, насмешливо произнесла Элла, чувствуя в этот момент, будто ее волна какая-то поднимает вверх. Восторг и ужас одновременно! – Я была у нее сегодня в «Эдеме», говорила со многими сотрудниками, даже с охранником на входе. И с директором ботанического сада. Николай Борисович – очень ответственный руководитель. И он теперь на моей стороне, кстати. Ему не нужны сотрудники с такой дурной репутацией, как у твоей мясистой подруженьки, он собирается уволить Маргариту…
Мгновение – и Евдоким подался вперед. С тем самым знакомым выражением на лице. Элла отважно подняла голову – она ничего уже не боялась. Да. Да! Пусть это случится здесь и сейчас. На людях. И ее муж все потеряет, он тогда точно пойдет под суд, и вся его жизнь будет разрушена, и в первую очередь репутация…
Секунда. Другая. Третья. Ничего не происходило.
Евдоким стоял напротив и даже не шевелился. Просто стоял и смотрел на нее испепеляюще. Элла молчала, молчал и муж.
– Ну и дура, – вдруг с ненавистью произнес он. – Интриганка ты, вот кто. И кто твоим сплетням поверит… Кто у тебя на поводу пойдет? Ну а если и так, то им же хуже будет.
Он развернулся и пошел прочь.
Элла некоторое время стояла, надеясь, что муж вернется обратно. Не мог же он вот так просто взять и бросить ее сейчас, даже не поговорив? Даже не проводив до дома?! А если ей станет плохо и она в обморок упадет? Сердце вдруг откажет?
Элла минут через пять двинулась вперед, толкая перед собой тележку с продуктами. Из нескольких касс в этот час работала всего одна.
– Не пропустите меня? – вдруг откуда-то сбоку вынырнула толстуха в безобразном кружевном платье с тортом наперевес. – У меня один товар, и без сдачи. Я быстро. У дочери день рождения, все купила, приготовила, а торт забыла… Дети ждут, друзья ее, им уже уходить скоро.
Эллу будто ударили под дых. Как можно такой толстухе торты покупать? Да еще для дочери! И для других детей! Да она же не женщина, а преступница после этого!
– Господи, и такие еще детей рожают, – негромко, с сожалением, произнесла Элла, глядя в сторону.
– Какие такие? – шепотом, с ужасом произнесла толстуха.
– А такие. И дочь, наверное, тоже поперек себя шире. Тортики… Диабет и ожирение. Еще майонезу до кучи осталось добавить.
– Тортик – раз в год, на праздник только, – пробормотала толстуха, отступая назад, в глазах ее заблестели слезы.
Элла выложила свои товары на ленту транспортера. Пока кассирша пробивала товар, пока Элла оплачивала покупку, складывала продукты в пакет, толстуха все стояла в отдалении, держа перед собой торт, не решаясь приблизиться. И лишь когда Элла вышла из магазина, все-таки подошла к кассе.
«Ну а что, а кто еще их будет учить?!» – подумала Элла.
* * *
Николай пришел домой в странном, взвинченном состоянии. Поужинал с матерью, затем закрылся у себя в комнате.
Ему нравилась эта работа, новая должность, сам городок, новая съемная квартира. Москва ему теперь, спустя время, казалась самым настоящим Вавилоном – шумным и бессмысленным скопищем людей. Одним огромным вокзалом.
Здесь, в Терлецке, Николаю все было по душе, пусть даже этот маленький городок и стал теперь частью столицы. В сущности, его, коренного москвича, всегда тянуло куда-то в глушь, в провинцию. Недаром он с самого детства рисовал карты несуществующих местностей…
Вот и сейчас Николай сел за стол, положил перед собой большой белый лист и четкими движениями вывел посредине извивистый контур реки. Подписал название – придуманное, конечно, но отдаленно напоминающее название реальной реки, протекающей на территории России.
Вокруг реки отметил города: большие и маленькие. Здесь желтым цветом можно обозначить степи, зеленым – леса… Вот тут пройдет железнодорожная магистраль. Гидроэлектростанция. Заповедник. Огромный завод, где изготавливают металлоконструкции… Фантазия Николая разыгралась не на шутку. Он рисовал и рисовал свой мир, который населяли тоже придуманные им люди.
Рисуя, он одновременно придумывал историю. Вот здесь, в этом городе, родился он. Кто он? А не важно, просто Он – герой придуманной истории. Там появилась на свет Она. Он учился здесь, Она после института уехала в другой город… Сложный маршрут. А потом пути этих двоих пересеклись, и они совершенно случайно столкнулись вот в этом населенном пункте, в красивом парке. Долго гуляли по аллеям рядом, оживленно беседовали, находя все больше и больше общих тем…
В дверь постучали.
– Да, мам, входи!
– Ты не занят? – В комнату заглянула Диана Михайловна.
– Нет. Вот, ерундой страдаю… – отложил Николай карандаши, развернулся на стуле. – Рисую. Ты располагайся.
Мать улыбнулась, села на диван.
– Ты сегодня как будто не в настроении, Ники? Или мне показалось?
– Все в порядке. Так, бывает… Сегодня познакомился с девушкой одной.
– Познакомился? – Брови у матери поползли вверх.
– Да, представь себе. Пришла ко мне сегодня… Посетительница. Будто сотканная из солнечного света, тонкая и звонкая. Поговорили, я ей потом территорию сада показал. Провел, так сказать, небольшую экскурсию.
– Молоденькая девушка? Ты же знаешь, молоденькие – они все эффектные, но, к сожалению, молодость длится недолго…
– Я бы не сказал, что она совсем уж молоденькая. Конечно, сложно вот так сходу определить возраст. Она очень хорошо выглядит, свежа, словно распустившийся цветок, но ей уже лет двадцать пять. Или, может, даже тридцать… Цветок. Да, эдельвейс. Воплощенная нежность, воздушность.
– Ты влюбился, Ники? С первого взгляда? Как это мило, трогательно… Но неразумно, конечно, ты ведь ничего не знаешь об этой девушке.
– Ой, мама… Есть люди, которые все как на ладони. Душа нараспашку.