С Ермаком на Сибирь (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Петр Краснов cтр.№ 59

– Вы позволите, Иван Павлович, мне и свою лепту внести в угощение? – сказал Васенька. – Идрис! – крикнул он на двор, где его люди снимали вьюки.

Ловкий ингуш в черном бешмете, подтянутом тонким ремнем с кинжалом, подскочил к Васеньке.

– Достань… знаешь…

– Понимаю.

Идрис принес бутылку мадеры, коньяк и флягу в коричневой коже. Потом притащил несколько откупоренных жестянок с сардинками, паюсной икрой, кефалью и омаром.

– Вы позволите, Иван Павлович, у вас сделать дневку? Я постараюсь не стеснить… А это уже позвольте в общую, так сказать, долю.

– Прошу вас, Василий Иванович, может быть, хотите помыться, одеться с дороги, пожалуйте в мою комнату. В ней и заночуете. Гараська, а ты со мной в кабинете.

– Благодарю вас. Мы сейчас.

Фанни прошла на кухню. Ей хотелось не ударить перед гостями лицом в грязь, и она приказала отварить живых форелей, только сегодня наловленных в Кольджатке.

Прошло завтра, день, назначенный для дневки, наступило послезавтра, дни шли за днями, а кольджатские гости не уезжали. То не были готовы вьюки, то надо было подлечить натертую седлом спину лошади Васеньки, то был понедельник, тяжелый день. Васенька никак не мог раскачаться в путь-дорогу, и ни для кого не было тайной, что он серьезно увлекся Фанни.

Иван Павлович хмурился и молчал. Гараська за обедом, когда подвыпьет, открыто протестовал:

– Кабы я знал, Василек, за каким ты зверем охотиться собираешься в горах, разве же я поехал бы с тобою? Э-эх! Горе-охотники!

– Молчи, Гараська, пьяная морда. Не твое дело! Получай свое и молчи. Твой день настанет. Поедем.

– Обожжет тебе, брат Василек, крылья жар-птица, никуда ты не поедешь. Выпил бы хотя что ли для храбрости, а то и пьешь нынче не по-походному.

И правда, Васенька пил мало. Он держался изысканным кавалером и ухаживал за Фанни. По утрам долгие прогулки верхом с Фанни в сопровождении Идриса и Царанки. Фанни то на Аксае, то на Пегасе, изящная, ловкая, смелая, природная наездница, Васенька на небольшой покорной сытенькой киргизской лошадке, на которой неловко и неуверенно сидел в своем костюме путешественника. Перед обедом Васенька купался и делал гимнастику, после обеда отдыхал. А вечером раскладывали карту и, склонившись над ней, чуть не стукаясь головами, Васенька и Фанни мечтали о путешествии в Индию, намечали пути. Васенька попыхивал из английской трубки вонючим английским табаком, а в углу на софе сидели хмурый Иван Павлович и полупьяный Гараська.

Васенька, по требованию Фанни, не любившей своего полного имени, называл ее «Фанни».

– Вот видите, Фанни, один хребет и громадная впадина, тут Аксу и Турфан – жара здесь, по описаниям, страшенная, – говорил Васенька, попыхивая трубкой, сипевшей у него во рту. В этом он видел особенный английский шик и этим, казалось, чаровал Фанни. – Потом опять горы… неизвестные, дикие племена… тут Ангора, тут нога европейца не была, и северный склон Гималаев.

– И все ты врешь, Василек, – хрипел вполголоса пьяный Гараська.

– Смотрите дальше, Фанни. Вот знаменитый Дарджилинг, и от него железная дорога на Калькутту. Не может быть, чтобы тут не было прохода. Ну, хотя козьей тропы какой-нибудь.

– О, конечно, перейдем, – с разгоравшимися глазами сказала Фанни.

– Смотри, брат Иван, Гималаи перепер. А, каков враль, – вставил Гараська.

– И подумайте, после всех этих трудов и лишений, после путешествия по диким горам и пустыням, после тишины ледников мы в шумной Калькутте. Оттуда на Бенарес и Агру, потом на Бомбей и через Европу в Москву… А, что вы скажете?!

– Ну еще бы, Василий Иванович. Ведь это то, о чем я мечтала. Быть в Индии! Попасть в Индию столь необычным путем.

– Итак, вы едете, вы решились? – спросил Васенька.

– Ну конечно, еду. Вот это будет настоящее приключение.

– Чем-то оно кончится, – прохрипел Гараська. Иван Павлович встал и, выйдя на двор, начал ходить и думать свои думы.

«И что она нашла в этой парикмахерской кукле, в этом болване с лицом вербного херувима! Дурак, пошляк и, наверно, обольститель девушек… Мерзавец. Надо запретить ей ехать, вот и все. А по какому праву? По праву дяди! Ха-ха! Он сам не признал своего родства, так какой же может быть теперь разговор. Ишь какой попечительный дядюшка выискался!»

Но он не понимал и Фанни. Ужели она увлеклась Васенькой, ужели нравилась ей его хвастливая брехня, рассказы о фантастических путешествиях к негусу Мене-лику и об охоте на слонов? Она с удовольствием гарцевала перед ним, прыгала через расселины, спускалась с круч. Какой он кавалер для нее! Сидит на лошади плохо. Жирные, как у бабы, ляжки плоско лежат на седле, колени развернуты, носки торчат врозь, поясница выгнута. Собака на заборе, а не всадник!

Третьего дня он высказал это Фанни. Обиделась за Васеньку. Метнула молниями глаз: «Дался вам Василий Иванович. Откуда ему уметь ездить? Он не кавалерист и не казак. Другой и так бы не умел. Я его научу».

Значит, по утрам она учила его! А он в это время врал, врал и обольщал молодую неопытную девушку. Урок за урок.

Иван Павлович снова вошел в дом. Над столом друг против друга стояли Васенька и Фанни. И тут только Иван Павлович обратил внимание на то, что Васенька был красив. Вьющиеся золотистые припомаженные волосы, бледный, мало тронутый загаром цвет холеного лица, шелковистые усики и тонкий, красивой формы, нос, весь овал лица, руки большие, белые, холеные, с длинными ногтями пальцев, украшенные дорогим перстнем с синим камнем, и вся его крупная, начинающая полнеть фигура холеного мужчины, живущего для своего удовольствия, были красивы и могли вскружить голову именно такой неиспорченной девушке, как Фанни. А тут еще эта тога героя-путешественника, искателя приключений, в которую так нагло драпировался Васенька!

Что дал он, Иван Павлович, Фанни? Держал на посту, как в терему, никуда не пускал, смеялся над ней, как над ребенком. Нисколько не восхищался ею, когда она так великолепно ездила, даже тогда, когда она накинула арканом Зарифа, он не сумел преклониться перед нею. А женщина любит восторг и преклонение перед ней мужчины. Даже и такая, как Фанни.

Аничков больше восхищался ее удалью, и Аничков оставил и более сильное впечатление.

Аничков и Васенька… Худой и черный от загара, как цыган, Аничков, с темными и не всегда чистыми руками, с мозолями от турника и трапеции на ладонях и с грязными ногтями, живой, как ртуть, несравнимый и непобедимый на скачках и на охоте, и этот полубог, цедящий вяло слова, пыхающий своим английским табаком, изящно одетый и пахнущий помадой и душистым мылом!

Себя он и не сравнивал. Он с места обидел Фанни до слез. Нуда, тогда, когда убил орла, по которому она промазала. Он ей показал свое превосходство над нею, и, конечно, она этого не забыла. Вообразил себя на толстом, белом, плохо чищенном Красавчике. Тоже ведь не картина! Старый китель, старые рейтузы, старая фуражка, загорелое, плохо бритое лицо, руки без перчаток – мало изящества в нем.