Белая свитка - читать онлайн книгу. Автор: Петр Краснов cтр.№ 23

Перед нею был храм из белого мрамора, с большим круглым куполом. Светлана стала на землю. Она с изумлением смотрела на дивные очертания храма. Как тончайшее кружево, сквозила сложная резьба его портиков. Над большими дверями из бронзы змеились золотом арабские, причудливые буквы надписи. Над белой громадой храма порхали зеленые попугаи, садились, как воробьи, вдоль верхнего карниза, и живая изумрудная лента опоясывала стены.

Вокруг храма был сад. Прямоугольный, длинный, выложенный узорным мрамором бассейн, обсаженный пестрыми цветущими растениями, уходил в глубь сада. Громадные тамариски обступили его. Вода голубела, блистая золотыми точками в бассейне. Стаи красных рыбок играли на солнце. Высокие эвкалипты с прямыми, точно выкованными из железа стволами опускали вниз свои нежные тонкие листья. Ближе к самому храму пальмы с мохнатыми, шерстистыми, бурыми стволами раскинули пестрые веера своих длинных ветвей, и в золотой солнечной раме прозрачным зеленым опахалом раздвинул громадные листья высокий банан.

Земля выдыхала влажное дыхание корней, трав и цветов, и воздух был напоен густым и пряным ароматом, как воздух оранжереи. Светлана ходила взад и вперед по саду, вдоль мраморного бассейна. То она приближалась к храму. Дивилась его громаде. Разглядывала тонкую каменную резьбу его портиков, любовалась маленькими птичками, порхавшими кругом… То уходила на самый край сада, откуда был виден храм весь целиком, на фоне синего, голубого неба. Легким и воздушным казался он, подобный мечте, воплощенной в мраморе…

У ее ног по краю бассейна ползла черная с ярко желтыми пятнами саламандра, прелестная в своем безобразии. Зеленые ящерицы играли на камне. То быстро, извиваясь, бежали они, то замирали на солнце. Из чащи гранатовых кустов, между стволов тутового дерева выступил голубой павлин. Корона из тонких палочек с шариками дрожала на его голове. С трепетным шелестом он развернул свой золотисто-зеленый хвост, усеянный темно-синими глазками. Солнце играло на его нежных перьях.

Светлана в восторге запрокинула голову к синему небу. В небе, широко раскинув крылья, тихо парил орел.

Опять острый, мучительный удар в затылок – так начиналась у нее всегда мигрень. Светлана очнулась.

Она глубоко сидела в мягком кожаном кресле. Против нее сидел Пинский. Комната – во мраке. В открытое окно вливалась ночная свежесть. Совсем близкими казались глядевшие в окно темные березы в молодой, сладко пахнущей листве. Город затих. Где-то далеко прогудел поезд. Была поздняя ночь.

– На первый раз довольно, – сказал Пинский.

– Когда же еще? – вздохнула Светлана. – Это был такой чудный сон.

– Не совсем сон, – сказал, как бы про себя, Пинский. – Приходите по вторникам. В это время… К семи… Посмотрим…

Он проводил Светлану до калитки. Она с трудом дошла до остановки трамвая. Голова болела. Точно железный обруч давил виски. Над бровями ныло. В глазах была какая-то рябь. Ноги с трудом несли усталое тело. Девушка чувствовала себя разбитой, как после долгого путешествия.

Светлана избегала теперь людей. Ей не хотелось видеть ни Вонсовичей, ни Ляпочку, ни Ядринцева. Особенно избегала она последнего. С матерью была часто груба и отвечала на ее вопросы с капризной резкостью: «не твое дело…», «да», «нет», «голова болит…» «Оставь, мама… Тебе не понять…»

Она жила от вторника до вторника. От одного чудного сна до другого, от полета до нового полета, всякий раз еще более захватывающего. Остальные дни недели она выходила из дому очень рано и, с книгой под мышкой, спешила в большой пригородный, дворцовый сад. Там она забиралась в самую глушь, где не было прохожих, в аллею, где сирень, жимолость, бузина и калина сплелись тесною стеною и где белая скамейка совсем была закрыта листвою. Она садилась там, развернув на коленях книгу. Она ее не читала, от чтения только болела голова и темнело в глазах. Она закрывала их. Тогда сладкая истома охватывала ее всю, тихо отходила боль, и Светлана снова и снова переживала свои волшебные сны.

В эти часы она сознавала, что это не были сны. Это было волшебство, которого она искала. Сила, что была ей нужна. Если эта сила от дьявола, пускай. Она примет ее и от него.

Проходили часы. Глухими дальними улицами она возвращалась к завтраку домой и после завтрака уходила снова.

От матери Светлана знала, что молодой Ядринцев каждый день заходит к ним, надеясь ее застать. Но она намеренно избегала его. Светлана по вечерам уходила в кинематограф и там, в полутьме, перед живыми тенями людей тихо сидела, стараясь отвлечься и уйти в себя, как учил ее Пинский.

– Лана, – говорила ей мать, – это из рук вон. Что все это значит? Так, наконец, нельзя. Владимир был опять.

– Ну и что же?

– Он и Вонсовичи получают место на лесопильном заводе. Хорошее место. Правда, в глуши, подле самой границы. Владимир хочет с тобою поговорить.

– О чем же?

– Разве ты не догадываешься? Он хочет просить твоей руки.

– Этого только не доставало.

– Лана… Не в старых же девах тебе сидеть? Чего же ты хочешь? – с тоскою говорила Тамара Дмитриевна. – Владимир из хорошей семьи. Место, которое он получает, отличное. Глеб от него в восторге. Ольга едет с ними. Там, как говорил их патрон, всем работа найдется.

– А кто же этот патрон?

– Они сами на знают. Приходил от него человек… Крестьянин… В белой свитке… Витебский, должно быть.

Светлана вздрогнула.

– В белой свитке? – быстро спросила она.

– Ну да… как мужики-белорусы ходят…

– И что же они, Глеб и Владимир?

– Контракт подписали…

– С кем?

– С компанией какой-то… Польской или русской. Не добилась я толком.

– Вот бы, мама, подписать контракт с чертом.

– Что ты говоришь, Лана?

– Нет, в самом деле, мама, – деланно засмеялась Светлана, – подписать бы контракт с чертом. Все по форме, кровью… Будет счастье… Богатство… Слава… Может, он-то еще добрее Бога окажется. Вот Россия-то наша гибнет… Даром что Святая Русь православная… А атеисты, коммунисты, материалисты, те благоденствуют, им хоть бы что… Народ против них и пикнуть не смеет.

– Я совсем тебя не понимаю, Лана.

– Я, мама, хочу или все, или ничего. Ты говоришь, Владимир. Ты, мама, подумай. Ну, что он такое? Так… ни то ни се. Ни Богу свечка, ни черту кочерга… Впрочем, Богу-то он, пожалуй, и свечка. Начетчик… Я слышала, что он в церкви читает и поет. Стихарь скоро получит. Он мне сам давно говорил. А я даже, признаться, и не знаю, что такое стихарь.

– Как ты говорить стала, Лана! Откуда все это у тебя берется? Где ты бываешь?

– За меня не беспокойся, мама. Я бываю одна. Сама с собой. Сама себя учусь понимать.

– Но что же я скажу Владимиру?.. Он опять придет.