Харбин - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Воронков cтр.№ 51

– А если подстрелят? – с тревогой в голосе спросил Александр.

– Аль боишься? – усмехнулся спутник. – Ладно уж, пошли… Чай, свои это – не китайцы. – Он вышел из укрытия. – Эй, станичники! – крикнул он в темноту. – Где вы там?

В ответ где-то совсем рядом раздалось жесткое и яристое клацанье ружейных затворов.

– Кто?.. Кто здесь? А ну, выходи!..

– Да это я, Федор!.. Аль по голосу не узнали? – прохрипел проводник.

– Ты что ли, черт косматый? – удивился один из наездников. – Ну давай, чаль сюды – что бунчишь издали?

Их было четверо; все при оружии, в чугах и папахах. Лошади под ними, чувствуя мороз, фыркали и плясали, проявляя нетерпение.

– А впрямь Федор! – обрадовался один из казаков. – Никак с той стороны идешь?

– С той, Степан Кузьмич, – подтвердил проводник.

– А кто это там с тобой? – спросил тот же голос. – Беглый, что ли?

– Он самый…

– Кто таков? – строго задал вопрос Болохову казак, которого Федор уважительно назвал Степаном Кузьмичом, давая понять, что именно тот здесь за старшого.

– Вы меня спрашиваете? – откликнулся Александр.

– А кого ж еще, не анбарну же крысу?

– Понятное дело… – спешит Федоров спутник признать свою ошибку. – Моя фамилия Болохов, а зовут Александром Петровичем. Достаточно или же вас еще что-то интересует? Может, биографию рассказать? – Это он уже так, шутки ради, чтобы казаков потешить да себе придать уверенности.

Однако старшому это, видно, не понравилось.

– Не надо мне никаких сентимоний, я люблю всяко просто, – фыркнув, изрек он. – А то, кто ты и зачем сюда пожаловал, это тебя в полицейском участке спросят. – Он вдруг задрал голову. – Молодник разгорелся, – отметил, указывая вверх, где в темном бархате ночного неба висел молодой месяц. – Жаль, нет серебряной монетки, чтобы ему показать. Говорят, к счастью… – Какое-то время он молчит, думая о чем-то своем, потом обратился к Федору: – Ну ты как, с нами поковыляешь али домой вернешься? Как там, на родине-то нашей? Что, спрашиваю, нового?

– Да все по-старому, – ответил Федор. – Большевики коммунизм строят и нас туда зовут.

– Ну давайте, идите в свой коммунизм, – усмехнулся в ус Степан Кузьмич. – А нам и здесь хорошо.

Он вздохнул, и Болохову стало понятно, что он лукавил. Так вздыхают только тогда, когда на сердце печаль.

– А что, родное пепелишше к себе не тянет? – спросил Федор.

– Не-а, – нахально врал казак, – не тянет.

– А если все ж перекоромкатца назад?

– Не получится… – мотнул головой Степан Кузьмич. – Я ж ведь еще пожить хочу, а там меня ваши комиссары враз к стенке поставят. Разве забыл? Для них казак – первый враг. Это царь-батюшка привечал нашего брата за наше рвение да умение землю родную защищать, а этим, – он кивает в сторону левого берега, – этим мы не нужны.

«Не надо было против советской власти идти, – подумал Александр. – Вы ж пошли – тогда какая вам пощада?» Но тут вдруг Степан Кузьмич удивил его.

– Вот взять хотя бы меня… – сказал он. – Спрашивается, за кого я воевал? Да за эту самую большевицку власть и воевал. Мы тада всей станицей поднялись супротив Семенова. И что же? Опосля победы ей бы, этой власти, поблагодарить казаков, но вместо того нас стали брать по одному да расстреливать. Вот мы и тиканули за Амур. Мне-то повезло, я свою семью увез, а вот остальным как? Иным даже пеленошных ребятенков пришлось оставить. А кто их кормить-поить будет?.. Бабы? – Он тяжело вздохнул. – Ну, ладно, двинули, что ль? – проговорил он и легонько хлестнул нагайкой своего чубарого, который тут же с места пошел легкой иноходью.

Так и шли гуськом сквозь ночь: впереди Болохова два казака да позади столько же. Будто бы на казнь повели. В душе тоска. Был бы хоть Федор рядом – оно веселее было бы. Все-таки, какой-никакой, а соотечественник. А тут все чужие. И не важно, за кого они там воевали, главное, кто они есть теперь. А теперь они самые что ни на есть враги ему.

Он оглянулся в надежде отыскать глазами проводника, но в темноте так никого и не увидел. И чувство безнадежности охватило его…

Пустынно на улицах Сахаляна. Рождественский сорокаградусный мороз загнал людей в дома. И только детвора, не обращая внимания на холод, верещала на все голоса, облепив речной берег, где для них была сооружена снежная горка. Это первое, что поразило Болохова, когда утром следующего дня два казака, не дав ему даже очухаться после тяжелого сна в пограничной сторожке, повели его через весь город в полицейское управление.

Здесь он был впервые, и его интересовало все. Шел и с любопытством оглядывался по сторонам.

Ощущение, что он находится в чужой стране, пришло к нему не сразу. Только когда они вышли из пограничной сторожки и оказались на узкой горбатой улочке с прилепившимися друг к другу небольшими магазинчиками, разного рода забегаловками и скроенными из фанеры и горбыля фанзами, он понял, что это все-таки Азия. Благовещенск был другим – тот был европейским городом, а этот нет, хотя всего-то в шаге друг от друга.

Нищета и убогость. И так повсюду в этой слабо заселенной маньчжурской глубинке, где вокруг на сотни верст одни лишь временные стоянки орочонов и гольдов, одинокие фанзы охотников и золотоискателей, спрятавшиеся в распадках среди покрытых монгольскими дубками сопок. В этой человеческой пустыне порой попадались и небольшие городки с поселками, где жили в основном китайские переселенцы из Шаньдунской и Хэбэйской провинций, которых согнал сюда голод и беспрерывные войны. Уездные городки – это обыкновенно серая кучка одноэтажных домишек, спрятавшихся за глиняными стенами и утопавших летом в тучах пыли или непролазной грязи. Сахалян же, бывший уездным центром, выглядел несколько иным. Опоясанный древней каменной стеной, он казался жителям окрестных сел настоящим городом, хотя по тем же китайским меркам это была обыкновенная деревня – всего-то около полсотни тысяч душ. В основном то были маньчжуры. Их легко было отличить даже издали по их длиннополым, без воротника, темно-синим однобортным халатам с крупными пуговицами на всю длину, широким штанам, подвязанным под щиколотку, и легкой, наподобие тапочек, обуви.

Были и японцы, а также русские, что прибыли сюда в начале двадцатых из России вместе с отступившими остатками белой армии.

…Строгие кварталы городских улиц из одноэтажных деревянных домиков, среди которых изредка попадались кирпичные двух– и трехэтажные строения. Внутри жилых кварталов – настоящее скопище десятков наспех построенных бедных домишек и фанз вперемешку с бакалейными и промтоварными магазинчиками, мастерскими обувщиков, портных и жестянщиков.

В четвертом квартале центра города – настоящий рассадник заразных болезней – китайские дома терпимости с сотнями проституток. Плохо одетые с печальными лицами, они стояли в проемах открытых дверей и просительно смотрели на проходивших мимо мужчин. Кроме китайских, в городе есть еще корейские и японские подобные заведения, посещение которых стоит значительно дороже первых.