Кассия - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Сенина cтр.№ 375

– Знай, отче, что, как ты не каешься, то через сорок дней умрешь, и игуменство, ради которого ты отрекся от икон, тебя не попользует!

– Поди-ка ты со своими предсказаниями! – рассердился Антоний.

Но через неделю игумен занемог от болей в груди и в желудке и на сороковой день действительно скончался. Евстратий вновь занял место настоятеля в Агаврском монастыре, и с тех пор его не трогали. Дважды Евстратий был исцелен старцем от тяжкой болезни и с того времени часто навещал Иоанникия. Подвижник, сколько ни пытался скрыться от народа, не преуспел в этом: поток страждущих, текший к его келье на горе, не только не ослабевал, но даже усилился, особенно после кончины Атройского игумена – Петр скончался 1 января того года, когда ромеи взяли Запетру. Говорили, что Бесхлебный перед смертью предсказал скорый конец иконоборчества, но пока в Империи всё оставалось по-прежнему…

Евстратий в последние годы тесно сдружился с Иоанникием и иногда удивлялся про себя: «За что мне, грешному, такая милость – быть близким к такому святому мужу? Иные едут к нему Бог весть откуда, по несколько недель проводят в пути, чтобы только услышать несколько слов и получить благословение… А я могу видеть его, когда только захочу, и беседовать подолгу!..»

Он нашел старца сидящим на поваленном дереве возле кельи. Поприветствовав друг друга, они сели, и Евстратий сказал, что получил письмо от Феофана Начертанного: исповедник писал, что его брат Феодор совсем плох и, скорее всего, не переживет грядущей зимы. Палестинцы уже три года содержались в заключении в Апамее Вифинской, куда были высланы из Константинополя после взятия арабами Амория.

– Отец Феофан, кажется, немного унывает, – сказал Евстратий. – Да и немудрено! Я и сам иной раз падаю духом, когда думаю, сколько лет уже длится эта зима ереси, а весны всё нет и нет… Подумать только, как упрям император! Сколько на него обрушилось несчастий, а он так и не вразумился! Хотя, говорят, и августа, и многие ее родственники тайно чтят иконы… Сколько бед может быть из-за одного человека, если он облечен в пурпур!

– Насколько можно судить из того, что пишут наши братья из столицы, тут дело даже не в упрямстве императора, а в его излишнем доверии к бывшему учителю, – сказал Иоанникий. – Если бы не нечестивый Ианний, государь, быть может, уже давно раскаялся бы в своей ереси, – старец помолчал немного и взглянул на Евстратия. – Но не скорби, отче! Еще немного, и ереси силою Христовой придет конец: император умрет, и злочестивый Иоанн лишится престола, а вместо него взойдет муж, испытанный скорбями и сохранивший веру во всех испытаниях. И тогда воссияет православие!

Бледное лицо старца точно светилось изнутри, и Евстратий, вздрогнув, подумал: «Неужто Бог открыл ему?..»

– Да, отче, истинно так! – будто отвечая на его мысли, продолжал Иоанникий. – Верь, что избавление наше приближается!

– А кто же тогда… удостоится патриаршества? – несмело спросил игумен.

Старец покачал головой, но Евстратий умоляюще сложил руки и воскликнул:

– Скажи, отче, прошу тебя! Ведь ты знаешь!

– Обещай, Евстратий, что ты никому не расскажешь этого, пока не сбудутся мои слова, – тихо сказал Иоанникий.

– Клянусь, я никому не скажу!

– Богом определен к этому муж, славный делом, познаниями и убеждением духовным – игумен Мефодий.

– Тот, что был заключен в пещере на острове Святого Андрея, а теперь в Городе?

– Да. Он от юности бежал мира и прелестей его, много пострадал и до сих пор страждет за икону Христову, он ни разу не пошел на уступки нечестивым. Он и будет судом Божиим избран в архиереи Царицы городов!

Осенью болезнь снова приковала императора к постели. На этот раз приступ был не острым, но затяжным, и ожидаемого облегчения не наступило – напротив, начались боли в печени, и врачи, ощупывая ее, обнаружили опухоль, а это означало, что дело идет к неизбежной и скорой развязке. Узнав об этом, Феофил велел подготовить ему отчет по состоянию казны и, призвав к себе августу, патриарха, логофетов, магистров и протоасикрита – совещание пришлось проводить прямо в покоях василевса, – обсудил с ними положение дел и отдал распоряжения на случай своей смерти. Несмотря на то, что военные походы и строительство забирали много денег, казна оказалась в цветущем состоянии: помимо больших сумм серебра в монетах и слитках, император оставлял в распоряжении жены и сына девятьсот семьдесят кентинариев чеканного золота. Была почти закончена и последняя предпринятая василевсом постройка – огромная, великолепно отделанная странноприимница, возведенная по его приказу на месте бывшего блудилищного дома, чьих обитательниц император разогнал. Феофил велел выплатить вознаграждение всем архитекторам и рабочим, потрудившимся в последние годы над возведением дворцов и других построек в Городе и окрестностях, а также раздать много денег константинопольским беднякам. Вопрос о помолвке Феклы с юным сыном Лотаря, короля франков, пока так и не удалось решить, но теперь император велел прервать начатые переговоры: по его завещанию, ни одна из дочерей не должна была выходить замуж до тех пор, пока Михаил не достигнет совершеннолетия и не вступит в брак. «Я поступаю с ними жестоко, – подумал он, – но ничего не поделаешь! История показывает, что даже самые лучшие люди способны потерять голову, если их поманить порфирой… Нужно обезопасить сына заранее!»

В случае смерти императора регентами при малолетнем наследнике оставались августа, ее дядя Мануил, Варда и Феоктист. Феофил колебался, прежде чем включить логофета в регентство, но в конце концов утвердился в этом выборе: патрикий, может быть, как никто другой, знал все подводные течения придворной жизни, обладал большой гибкостью, умел разбираться в интригах и направлять возникающие слухи в нужное русло – такой помощник должен был пригодиться Феодоре. «Она всё же слишком простодушна для единоличного управления, – печально думал император. – Как-то она справится?.. Господи, Ты Сам помоги ей, больше мне некому поручить ее!»

Отдельную тревогу возбуждали церковные дела. Императору было известно, что приступы его болезни в последнее время пробудили надежды иконопочитателей, что по Вифинии уже ходят слухи о том, будто Иоанникий предрек скорое свержение с престола патриарха и конец иконоборчества, что названы разные кандидаты на замену «нечестивому Ианнию» – кто говорил о ком-то из студитов, кто об игумене Мефодии, кто об иных исповедниках… Феофила беспокоил даже не столько возможный возврат иконопочитания, сколько изгнание Иоанна с патриаршества и замена его каким-нибудь «твердолобым монахом»: василевс понимал, что это, во-первых, приведет к изменению общего духа и в патриархии, и при дворе, а во-вторых, лишит его сына возможности в будущем учиться у Грамматика – ничего хорошего в этом Феофил не видел. Он даже взял с жены и других членов регентства обещание ни в каком случае не лишать Иоанна престола, и все пообещали ему это – вроде бы совершенно искренне. Феоктист даже возмутился: