Кассия - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Сенина cтр.№ 323

– Что ж, разумно, – Феофил улыбнулся. – Ты, как Сократ, колдуешь над людскими душами!

– Да, пожалуй, как и он, я «принимаю роды у душ»… А заодно помогаю приносить плоды и своей душе. Думаю, не самое плохое занятие в жизни!

– Одно из лучших, философ!

…В среду четвертой седмицы поста, накануне праздника Благовещения, синкелл, совершая утреню в Сергие-Вакховом храме, ближе к концу службы заметил у самых дверей в церковь Математика и был несколько удивлен, но не потому, что Лев пришел в его монастырь – это бывало уже несколько раз, хотя и не так рано поутру, – а потому, что Философ не просто стоял, наблюдая и слушая пение, как в прежние посещения, но молился. После окончания службы, когда монахи разошлись, игумен подошел к племяннику.

– Здравствуй, Лев, – улыбнулся синкелл. – Какими судьбами?

– Я хотел бы исповедаться у тебя и присоединиться к вам.

– Что ж, – Иоанн пристально взглянул на него, – это можно сделать прямо сейчас.

Они поднялись на галереи.

– Что заставило тебя решиться на это, Лев? – спросил игумен. – Ведь ты всегда был иконопочитателем, как я понимаю.

– Да, но в последнее время я осознал, что, во-первых, не разделяю ревности о вере в том виде, в каком она чаще всего проявляется у моих единоверцев, а во-вторых, среди твоих единоверцев ведь тоже немало верящих так же, как я, мы отличаемся только поминовением епископов. Но ваши епископы применяют в вопросе об иконах широкое снисхождение, несмотря даже на последний указ государя насчет иконопочитания, а наши… Не то, чтобы я был против строгости вообще, но я не готов отождествлять исповедничество с умственным рабством. Как говорится:

«Робким, ничтожным меня справедливо бы все называли, Если б во всем, что ни скажешь, тебе угождал я, безмолвный!»

– Как видно, иконопоклонники вывели из терпения даже такого кроткого мужа, как ты, – усмехнулся синкелл. – Позволю себе полюбопытствовать о подробностях.

– О, это не тайна, – Математик вздохнул и принялся рассказывать.

После смерти Сардского архиепископа Евфимия Лев ходил на исповедь к разным православным священникам, которые продолжали жить в Городе, более или менее открыто служили и принимали духовных чад. Настоящего духовного руководства Философ, однако, никогда не искал, довольствуясь советами, почерпнутыми из книг, а иной раз обсуждая интересующие его вопросы в переписке с Кассией. Довольно большая община иконопочитателей собралась при Свято-Антипьевском храме – церквушке на склоне Ксиролофа, недалеко от храма и цистерны Святого Мокия, и в последние два года Лев ходил туда. После императорского указа против икон община поначалу затаилась, ожидая преследований, но служить им по-прежнему не воспрещали, хотя следили за тем, не прибавляется ли у них новых верующих. Но их не прибавлялось, да и вообще, в последнее время в церковной жизни наступило затишье. Кто как устроился еще во времена императора Михаила, так и продолжал жить; не было ни особенных стычек, ни каких-либо прений; даже студиты после кончины Феодора попритихли – сначала, конечно, от уныния, а потом уже как бы по привычке. Впрочем, ужесточив отношение к иконопочитанию, Феофил приказал студийским монахам, жившим большой общиной на Принкипо при гробе почившего игумена, удалиться оттуда, поскольку к ним стекалось слишком много людей. Игумен Навкратий, правда, остался на острове, но остальные почти все разъехались; даже Николай счел за лучшее перебраться во Фракию и в конце концов устроился в Фирмополе; прочие братия рассеялись по разным местам. Некоторые из православных сами покинули столицу после постановления василевса об иконах. Ожидали возобновления гонений, но было сослано всего нескольких человек – в основном те, кого посещало слишком много иконопочитателей или кто распространял писания, порицавшие императора и его предшественников на престоле за иконоборчество.

Будущее виделось неясным; иногда в разговорах православных проскальзывало раздражение против василевса именно из-за того, что он мало кого преследовал, а народная любовь к нему только росла. Если кто и осуждал отдельные стороны императорской политики, то это были некоторые люди из числа знати, недовольные «чрезмерной» любовью Феофила к «иноземцам и неверным» и «неуважением к благородным гражданам». Они распространяли о василевсе разные слухи: например, его указ коротко стричь волосы и бороду истолковали так, будто у императора стали выпадать волосы и он решил таким образом «скрыть скудость красы своей головы»… Впрочем, всерьез это почти никто не принимал, а Феофил, узнавая о подобных россказнях, лишь усмехался. Вопросы веры, казалось, мало кого из влиятельных лиц действительно интересовали: большинство довольствовалось тем, что частным образом у себя дома желающие могли почитать иконы, как угодно, и было ясно, что уже не вернутся времена Льва Армянина, когда о таких случаях выведывали и доносили, в результате чего провинившиеся могли в одночасье лишиться своего положения и имущества. Пророчество о скорой смерти императора не сбылось, равно как и надежды на то, что Господь вот-вот «поразит оставшихся главарей нечестия»: хотя в начале единоличного царствования Феофила патриарх едва не отдал Богу душу, после этого он больше ни разу серьезно не болел, а синкеллу, казалось, вообще было неведомо, что такое недуги. Мало того, по Городу стали ходить рассказы о том, что Сергие-Вакхов игумен прозорлив – теперь об этом говорили уже не только его монахи, но и люди сторонние, в том числе некоторые синклитики. Патриарх после «чудесного преображения» императора стал иногда посылать к игумену за духовными советами кое-кого из тех, кто обращался к нему самому, и слава Грамматика как человека не только ученого, но и духовно опытного, всё росла. Вспомнили и предсказание синкелла, сделанное после смерти халифа Мамуна, что агаряне оставят в покое восточные границы Империи…

Как мог еретик и даже ересиарх быть прозорливцем? Это нуждалось в объяснениях, и они не замедлили появиться: разумеется, «Ианний» узнавал будущее с помощью нечистой силы! Поползли слухи, что синкелл гадает по воде и занимается вызыванием бесов; тут же вспомнили и «Трофониевы пещеры» в особняке его брата, где игумен по-прежнему любил отдыхать, и «мастерскую» в его монастыре…

И вот, в очередной раз придя к вечерне в Свято-Антипьевский храм, Лев подвергся допросу со стороны тамошнего священника и нескольких монахов: зная, что он иногда встречается и общается с синкеллом, они принялись расспрашивать, не известно ли ему, что за колдовские опыты Иоанн проводит у себя в монастыре, чтобы предсказывать будущее, и каким образом он внушает императору еретические взгляды. Математик сначала подумал, что его собеседники шутят, а убедившись в обратном, попытался уверить их, что никаким колдовством синкелл не занимается, его опыты носят чисто научный характер, а император привязан к нему потому, что Иоанн, во-первых, его бывший учитель, во-вторых, человек очень умный и начитанный и, кроме того, приятный собеседник, поэтому в симпатии к нему василевса нет ничего странного.