Когда на руки нарушителей надели наручники, Рублев доложил начальнику заставы:
– Товарищ майор, ранен… – замолчал. – Забыл фамилию…
– Карандин?
– Так точно.
Майор Антонов подал индивидуальный пакет Рублеву и приказал:
– Перебинтуй Карандина. Поспеши!
Затем Кильдяшеву.
– И ты к нему давай. Занесите в юрту.
Рублев подбежал к Карандину и, присев на корточки, принялся, расстегивать воротник гимнастерки, по-своему оценивая факт ранения.
– Дико тебе повезло. Мог бы ковыр-рнутся совсем. Замотаем сейчас дырочки твои…
– Что? Снова осмелел? – с неприязнью спросил Карандин.
Рублев хотел что-то ответить, но подошел Кильдяшев, отстранил Рублева, автоматным штык-ножом полоснул гимнастерку от воротника до манжеты. Затем, приподняв Карандина, принялся бинтовать рану. Из юрты вышла хозяйка. Увидев раненого пограничника, всплеснула руками «Ой-бой!» и – обратно в юрту. Минуты не прошло, идет с полной кисой кумыса и подает Карандину.
– Пей, дорогой. Сразу легко станет. Все пей. До дна пей.
А начальник заставы уже допрашивает задержанных. Не дал им времени прийти в себя после проигранной перестрелки.
– Куда пошла вторая группа?
– Какая еще группа?! – вопросил один из задержанных, зло глядя на майора. – Мы одни! Погулять пришли. Про гибель отцов наших напомнить!
– Ишь ты, мститель хреновый! А ты что скажешь? – обратился майор к другому задержанному, краснолицему, с явно испуганным взглядом. – Твое слово?
– Одни мы. Одни…
И съежился.
– Мне достоверно известно, что границу перешли две группы. Где вторая? Вы разошлись в горах. Куда вторая направилась? Учтите, вас будут судить, и если вы…
– Мы не знаем, – прервал Антонова краснолицый. – Мы не знаем. Нам никто ничего не сказал.
– Вы должны понять, что ваша дальнейшая судьба зависит только от вас. Искренность смягчит вашу учесть.
Задержанные молчали. Им было велено под страхом смерти ничего не рассказывать о напарниках, оставшихся в горах. Они боялись возмездия со стороны тех, кто послал их сюда. Но и запираться смысла не было, ибо понятно им, что о тех, кто ушел в горы, пограничный начальник уже знает. Кто известил его? Провал явный, но не по их вине. Пусть отвечает тот, кто предал их. А разбираться и искать виновного, кишка у них тонка. А майор настойчив:
– Когда и где вы должны вернуться? Когда и где?
– Завтра ночью. По старому руслу и по тугаям.
– Кого ждать сутки?
– Тех двоих.
– Верно он сказал? – спросил Антонов у второго нарушителя.
– Да.
– Сразу разошлись вы с ними?
– Нет. Один наверху еще свернул, второй, когда спустились в лощину. Взял у меня рюкзак. Тяжелый был. Взрывчатка, думаю.
«Не пойдут те сюда. Нет. Эта группа послана на провал, – уверенно заключил майор Антонов. – Те, основные диверсанты, сами будут уходить. Совершив диверсию».
– Глаз с них не спускайте, – приказал Антонов бойцам и пошел к машине, чтобы, выяснить, нет ли новостей с гор, после чего доложить начальнику отряда обстановку.
Застава ничего нового не сообщила. Поисковая группа потеряла след в горах и не может его никак найти. Майор приказал двигаться ей спешным порядком к геологической партии и вызвал начальника отряда.
Выслушав Антонова, тот распорядился послать в камыши за скрывшимся нарушителем небольшую группу солдат во главе со старослужащим, привлечь к поиску чабанов, хорошо знающих разливы, раненого отправить в совхозный медпункт, откуда его заберут в отряд, с остальными же пограничниками поспешить в горы.
– Нельзя допустить акта диверсии. Нельзя и дать им возможности уйти за кордон, – строго предупредил он.
5
Машина остановилась у конторы. Ярмышев прошел в кабинет главного инженера, постучал в дверь и, открыв ее, увидел Божену и Кондрашова, склонившихся над столом. Они рассматривали через лупу камень. Не из тех, которые принесла прежде Божена, а другой, немного больше. На лицах – радостное возбуждение. Они подняли головы, и Божена с удивлением воскликнула:
– Ты вернулся?
И, смутившись, зарделась. А Кондрашов развел руками. Картинно.
– Неисповедимы тропы пограничников. Вот поистине не знаешь, где мелькнет зеленая фуражка. Дела службы к нам, Велен Никифорович, или?..
– Нарушена граница. Возможна диверсия у вас. Соберите, Иван Георгиевич, геологов. Только хотелось бы без лишнего шума.
– Велен! – воскликнула Божена. – Это опасно?
Ярмышев, пожав плечами, улыбнулся.
– Вполне возможно. Только пограничникам не привыкать. Нами путеводит пословица: волков бояться – в лес не ходить.
– Вы точно знаете, – прервал старшего лейтенанта Кондрашов, – что нарушители обязательно посетят с недобрым намерением нас? Или это лишь ваше умозаключение?
– Умозаключение. Прошу вас поторопиться со сбором людей. Но на буровых вышках оставьте по два человека. Днем нарушители вряд ли рискнут что-либо предпринять, однако оголять вышки не следует.
Кондрашов, кивнув, бросил: «Одну минуточку», – и обратившись к Божене, заговорил приказным тоном:
– Сходите на дальний шурф. Пусть все идут сюда.
Ярмышев хотел возразить, что не следует девушку посылать сейчас так далеко от поселка, но, перехватив ее взгляд (она с благодарностью смотрела на главного инженера), промолчал, а про себя подумал с явной досадой: «Рада, что Кондрашов послал на шурф. Почему? Не хочет со мной оставаться?»
Ярмышев заблуждался. Божена даже не думала, что Велен может ревновать ее к Ивану Георгиевичу. Он ее начальник. Внимателен к ней не как к девушке, а как к талантливому специалисту. Он сам ей говорил о ее способностях, предложил даже писать кандидатскую диссертацию по материалам геологической партии, обещал помочь. Она досадовала на себя за то, что краснела, когда Велен заставал ее вместе с Кондрашовым – она не виновата ни в чем, она на работе и нисколечко не любит главного инженера. Он одет модно и опрятен всегда – это хорошо. Каждый хорошо воспитанный человек должен следить за собой. И она тоже приоделась и прическу изменила не для Кондрашова, а для Велена. Чтобы ему нравиться. Нет, Божена не винила себя ни в чем, она была бы рада сейчас остаться с Веленом, разгладить его строгие складки на переносице, но с не меньшей радостью она восприняла просьбу Кондрашова: она соприкасалась с тем, чем живет Велен, помогала ему и, если ей придется встретиться с опасностью, не струсит.
– Я бегом, Велен. И всем скажу, чтобы спешили, – пообещала Божена и быстро вышла из кабинета.
– И я вас покину. Пойду распоряжусь. Поскучать пока придется. Но ведь… – замолчав, Кондрашов развел руками и пожал плечами: не обессудь, мол, сам принес беспокойство.