– Да что там? Приходи с женой… – милостиво разрешил Слава Блинов.
В воскресенье чета Бугровых обедала у четы Блиновых.
Супруга Славы Блинова, внешне чем-то неуловимым похожая на Ларису из ресторана, которую в тот вечер Слава Блинов увёз куда-то на такси, для встречи гостей проявила все свои кулинарные способности. И салаты, и солянка, и курица, запечённая с картофелем, удались на славу. Да и сам Слава Блинов в роли хозяина был просто неотразим. Он читал наизусть стихи местных поэтов, рассказывал разные забавные истории из жизни литературной элиты и о поэтическом даровании Лёни сказал несколько лестных слов, пообещав ему дальнейшее покровительство.
Захваченный его речами и тостами, Лёня не замечал ничего вокруг себя. Когда же поздним вечером они вернулись домой, Тамара вдруг накинулась на него:
– Ну и нахал этот твой Блинов! Ты что, не видел, как он на меня пялился? А ещё под столом всё норовил мне на ногу наступить! Все колготки в затяжках… Чешские, между прочим!
– Да не выдумывай! – осадил жену Лёня и урезонил: – Тебе всюду кавалеры мерещатся… Вячеслав Александрович просто вёл себя как гостеприимный и душевный человек…
– Ага, будет тебе душевность, когда рога на голове вырастут! – зло прошипела Тамара.
– Сучка не захочет, кобель не вскочит… – привёл свой, казалось бы, убедительный довод Лёня, после которого они вконец разругались и спали в разных комнатах.
А через пару дней, вернувшись с работы, Тамара не без скрытого ликования заявила:
– Ну, что я говорила: кобель этот твой Блинов!
– С чего это ты взяла? – неуверенно спросил Лёня, припомнив поведение капитана Славы Блинова в «Большом Урале».
– А вот с чего! Он встретил меня сегодня у школы и предложил… предложил стать его любовницей.
У Лёни даже дыхание в зобу спёрло.
– А ты? – впился он глазами в жену.
Тамара, гордо уперев руки в бока, отчеканила:
– А я сказала, что мой муж ему морду набьёт!
Лёня вскинулся:
– А я и набью!
– А вот и набей! – поддержала жена.
Лёня пошёл к Славе Блинову бить морду.
По дороге он представлял, как с порога врежет капитану по скуле, как пошлёт его куда подальше, а лучше – вызовет на дуэль… Нет, не вызовет, а просто пойдёт в наряд, дежурным по батальону, получит табельный пистолет и влепит одну за другой все девять пуль прямо в сердце начальника отдела культуры и быта… «Тоже мне нашёлся благодетель…» – подогревал себя Лёня.
Но разговор с капитаном Славой Блиновым получился совсем иным – без рукоприкладства и ругани.
– Я для тебя же старался, – спокойно объяснил Слава Блинов. – Мужику, а особенно поэту, надо знать, с кем он живёт! А то ведь как у Пушкина может получиться…
– Ну да, – поскрёб затылок Лёня. – Я уж хотел вас на дуэль вызывать…
– Вот! Я жене твой предложил. А там, даст или не даст – её дело… Зато ты всю правду о жене сразу узнал… А на дуэли я и убить бы тебя мог… Ясно?
Домой Лёня брёл понурый и опустошённый. Что теперь скажет он Тамаре? Морду Славе Блинову не набил и, выходит, честь жены не защитил. Она ни за что не простит проявленную мягкотелость.
Так думал Леня. И ещё он почему-то чувствовал, что теперь Слава Блинов не будет его публиковать.
– Может, ну их, стихи, бросить к такой-то матери? – говорил он себе и тут же возражал: – Или всё же не бросить, а писать? Написать, например, то же стихотворение к юбилею вождя и нагло принести в газету. И пусть попробует не опубликовать! Но тогда жена не простит за проявленную мягкотелость! А может, ну их, стихи? А пойти в наряд, взять «макарова» да пристрелить подлеца Блинова? Но ведь тогда посадят… И капитаном не стать, не говоря уже об академии… Ну и хрен с ней, с академией, а подлеца Блинова застрелить!
И опять в голове вертелось одно и то же: написать стихи к юбилею вождя и принести в газету, но тогда не простит жена… бросить стихи и застрелить Блинова, но тогда сесть в тюрьму, не быть капитаном, в академию не поступить…
– Нет, застрелю!.. – наконец сказал он и шёл с этой мыслью до самого дома.
Экипаж машины боевой
Полковник в отставке и заместитель начальника автослужбы российского парламента Александр Иванович Чистов осторожно отодвинул штору и выглянул из окна своего кабинета на одиннадцатом этаже Белого дома. Так, Белым домом, москвичи окрестили здание Верховного Совета новой России.
Быть осторожным не мешало: со стороны гостиницы «Мир» по окнам мятежного парламента уже несколько дней постреливали снайперы. А пару часов назад к ним добавились крупнокалиберные пулемёты вэвэшных БТРов, сначала расстрелявшие палаточный городок на площади перед Белым домом, а теперь, периодически крошившие стены самого Белого дома.
Но всё-таки Александра Ивановича интересовали не эти бронетранспортёры и даже не стрельба их пулемётов. Он смотрел на четыре танка, на четыре «семьдесят двойки», то есть танка Т-72, которые неуклюже ползли по Калининскому мосту. Он, Александр Иванович, бывший строевой танкист (а танкистов, как и разведчиков, бывших не бывает), а в дальнейшем – начальник танкоремонтного завода – по бортовым номерам сразу узнал броневые машины родной Гвардейской Кантемировской дивизии. И, увидев их, он обозлился на механиков-водителей:
– Корячатся, как коровы на льду! Они что, первый раз в танк сели? Тоже мне, экипаж машины боевой! Должно быть, со всей дивизии в добровольно-приказном порядке собирали! – сердито забубнил он себе под нос и живо представил, как это было.
В воскресенье, а ещё верней, в ночь с субботы на воскресенье (как же тут обойтись без таинственности!), – зло усмехнулся Александр Иванович, – пришёл танкистам Гвардейской Кантемировской дивизии секретный приказ загрузить в танки бронебойные и термитные снаряды и заправиться топливом. Запасные баки сказано было не брать – Москва-то под боком! Но о цели пока не сказали. Цель – это стратегия высшего порядка… И, наверно, вчера, после расстрела сторонников Верховного Совета возле телецентра Останкино, в Кремль на вертолёте прилетел Первый, он же Верховный главнокомандующий, он же Гарант Конституции. Прилетел и тут же призвал к себе министра обороны, Героя Советского Союза и бывшего десантника (хотя и десантники так же, как разведчики и танкисты, бывшими не бывают).
– Надо раздавить эту гадину! – словами из недавнего письма либеральных деятелей культуры, адресованного ему, Первому, сказал Первый. Его Александр Иванович много раз видел здесь на заседаниях Верховного Совета и догадался, что именно так и должен был сказать Первый именно в такой ситуации.
– Какую гадину? – конечно, переспросил его министр обороны.
Александр Иванович замечал за министром способность в необходимый момент включить этакого туповатого солдафона. И в другой раз бывшему десантнику, может быть, и сошло бы с рук прикинуться дурнем, ведь не зря же говорят, что каждый прыжок с парашютом – это малое сотрясение головного мозга, а у него этих прыжков больше полутысячи, не считая лёгкой контузии, полученной в Афгане. Но в этот раз, наверное, не сошло.