– Добро! – кивнул Люлёк и наконец-то прореагировал на усмешку Колкова. – Старик, что с нами, – кадр ценный! Местный аксакал. По его словам, он – единственный взрослый мужчина в кишлаке, остальных моджахеды угнали в горы…
– И на кой ляд вы его притащили? – спросил Колков, продолжая разглядывать старого афганца, который стоял невозмутимый, точно идол.
– Он говорит, что слышал пальбу здесь несколько дней назад. И ещё видел, как душманы увели каких-то людей в горы… Уразумел? Старик – свидетель (и, может, единственный) того, что приключилось с «Ураганом». Правильно я понял, золотце? – повернулся Люлёк к одному из разведчиков, таджику по имени Телло
[11].
Солдат заговорил со стариком на своём языке. Каменная маска на лице аксакала дрогнула, и он ответил голосом скрипучим, как несмазанная арба.
– Там выше по склону стреляли чужие люди, – перевёл Телло.
– Что ж, посмотрим…
– А не засада это, Валера?
– Засада – не засада, а лейтенанта с солдатом нам искать! – Люльку и самому не хотелось лезть в горы по одному лишь утверждению незнакомого старика, но задачу надо выполнять: Иванова с водителем, кроме них, разыскивать никто не будет.
– Товарищ капитан, товарищ старший лейтенант! – неожиданно раздался голос Кочнева. – Там, там… – солдат не мог подобрать нужных слов.
– Где там? Да говори же разборчиво, боец, что ты кашу жуешь! – по способности возвращать младшим по званию присутствие духа с Люльком вряд ли кто-то мог сравниться.
– Я нашёл… руку нашёл… человеческую… – сделав несколько судорожных глотательных движений, выдавил сапёр.
– Человеческую?.. А какие ещё бывают? – усмехнулся Люлёк и добавил строго: – Ладно, показывай!
Люлёк и Колков зашагали вслед за Кочневым вверх по склону. Тот, всё ещё путанно, рассказал, что, проверяя по приказу старшего лейтенанта окрестности, обнаружил обрубок чьей-то руки.
Место, на которое привёл их сапер, оказалось небольшой пологой площадкой с вытоптанной травой. Среди мелких камней тускло поблескивали латунные гильзы. Люлёк поднял одну:
– От АКМСа…
Кочнев остановился на краю площадки – здесь.
Офицеры увидели скрюченную кисть, которая, словно живая, притаилась сбоку от рыжего валуна. Палящее солнце сделало уже своё дело: от обрубка исходил тяжёлый запах, вокруг роились мухи.
Люлёк склонился над страшной находкой, финкой перевернул кисть. Между мертвыми пальцами оказалась зажатой какая-то бумага. Люлек осторожно подцепил и извлек её. Разгладил, прочитал вслух: «Вещевой аттестат. Выдан лейтенанту Иванову…» – резко бросил Кочневу, у которого, как у девушки, мелко подрагивали короткие белёсые ресницы:
– Старика – ко мне! Живо!
Когда угловатый солдат убежал, попенял Колкову:
– Рассопливился твой сапёр, тошно смотреть!
– Не обтёрся ещё: второй раз на выходе, – вступился за Кочнева Колков и перевёл разговор на другое: – Думаешь: врёт дед?
– Не знаю… Сам видишь: бой был здесь. И кисть, похоже, Иванова, того самого. Гранатой оторвало… И чего это он аттестат в руке держал? Вот она, житуха! Аттестат сдать вещевикам не успел… А сейчас он ему без надобности.
– Может, рано хоронишь?
– Может, и рано… – согласился Люлёк.
Старик, которого привели Кочнев и Телло, ничего нового не сообщил. На все вопросы капитана, которые старательно переводил таджик, отвечал одно и то же: бой был здесь, потом моджахеды ушли в горы и увели с собой «шурави»
[12], – больше он ничего не знает.
Поняв, что большего не добиться, Люлёк поручил Телло охранять старика, а сам разбил отряд на две части: одна, во главе с Колковым, будет обследовать склон горы у подножия; другая, под командой капитана, продолжит поиски ближе к вершине. Встретиться договорились через час возле «Урагана».
…Экипаж машины нашёл Колков. Пробираясь по ложбине, поросшей чахлой травой, он обратил внимание, что земля в одном конце ложбины отличается по цвету. Такое бывает на месте установки мины…
Щупом стал сантиметр за сантиметром проверять подозрительное место. Щуп беспрепятственно уходил вглубь.
Вместе с Кочневым осторожно разгребли землю руками. Когда убрали верхний слой, в нос ударил знакомый сладковатый запах. Солдат отпрянул в сторону. Его вырвало. Дальше Колков работал один. Вскоре неглубокая могила была разрыта…
Сверху, оскалившись, лежал труп черноволосого солдата, под ним тело лейтенанта. С помощью подоспевших разведчиков Колков извлёк из ямы останки погибших и уложил их на плащ-палатку. Тело Иванова было изуродовано взрывом гранаты до неузнаваемости: вместо лица – бесформенное месиво, живот вспорот, правая рука без кисти. От обмундирования уцелели только обрывки защитной рубашки с измазанными кровью и землей лейтенантскими погонами. Водитель Ташмирзоев, напротив, без единой царапины. Если бы не пулевая пробоина в затылке, трудно было бы определить, от чего он погиб.
Тела отнесли к «Урагану» и стали ждать возвращения Люлька. Он появился точно в условленное время. Потный, раздосадованный бесполезным брожением по горам, капитан, осмотрев убитых, стал ещё мрачнее. Зло зыркнул на старика:
– Обмануть хотел «божий одуванчик»! Ну, пеняй на себя… – и уже Колкову: – Пора сниматься. Там, за перевалом, тропа. Я посмотрел, пройти можно до самой дороги. Дело мы сделали: ребят нашли… Ты говоришь, «Ураган» начинил надёжно?
– Нормально… Если от нашей ПТМ «духовский сувенир» сдетонирует, от установки ничего не останется. А что будем со стариком делать?
Люлёк помолчал, что-то обдумывая, потом крикнул переводчику:
– Золотце, деда сюда! – и когда те приблизились, приказал: – Вяжи его!
Солдат замялся, поглядывая на Колкова.
– Что ты задумал, Валера? – спросил старлей.
– Подстраховаться хочу, чтобы нас на обратном пути «бородатые» не продырявили…
– Как подстраховаться?
– Об этом пусть у тебя голова не болит… Старик – моя забота. А ты забирай команду и дуй на перевал. Мы с Телло вас догоним.
– А может, зря? Отпусти старика с миром. Ну, какой он «дух»? – попытался урезонить Колков.
Но Люлька уже «понесло».
– Послушай, Вадик! – ощерился он. – Кто здесь командует: я или ты? Я! Мне и решать, что зря, а что не зря! А ты – делай, что сказано!
Таким Люлька Колков ещё не видел. Он хотел ответить столь же резко, но только покачал головой.
Уже выйдя на тропу, Вадим оглянулся: Люлёк и таджик ремнями привязывали стоящего на коленях старика к дверце «Урагана». Лица аксакала не было видно, но Колкову показалось, что он молится…