Грот в Ущелье Женщин - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Ананьев cтр.№ 33

– Не прекращать работу!

Все мы сейчас напоминали заводных кукол, у которых вот-вот кончится завод.

Еще пять минут. Еще – десять. Теперь Полосухин, похоже, криком подбадривал себя. А каюры, выколотив трубки, неспешно набили их вновь и раскурили. Где же предел этому беспечному созерцанию?!

Но вот поднялись. Взяли малицы, лежавшие на нартах, и подошли по твердому мокрому песку до самой воды – они точно определили, когда нам стало возможно покинуть катер.

– Давай, начальник, пускай по одному.

– Опасно. Еще минут десять, – помедлив, ответил Полосухин.

– Не опасно. Через большую волну пускай. Будем встречать.

Большая волна – восьмая, девятая или десятая; за ней волны поменьше, поспокойней, и можно успеть добежать до берега в промежутке между двумя большими волнами – на это рассчитывали поморы. Но Полосухин сомневался. Знал, как мы устали.

– Разрешите мне первым, – попросился Ногайцев.

– Давай. Рискнем, – согласился Полосухин.

Ногайцев спрыгнул в воду с носа катера и, переждав, пока отхлынет очередная волна, пробежал стремительно до песка и обессиленно упал на песок. Каюры подняли ефрейтора, натянули на него малицу.

– Не ложись. Нельзя. Погибнешь, – строго предупредил один из каюров Ногайцева, но тот не послушал совета и лег. Каюр схватил его, поднял, ударил по щеке.

– Погибнуть хочешь?!

«Молодцы, – мысленно похвалил я поморов. – Возьмут в оборот».

Я тоже не был уверен в себе и тоже, перебравшись на берег, вполне мог лишиться самоконтроля.

Побегав по утрамбованному морем песку, как поневолили нас каюры, мы быстро согрелись. Ноги горели, и так приятно было сидеть на нартах в теплом оленьем меху спиной к ветру, не шевелясь, ни о чем не думая, – ни о шторме, ни о катере, ни о злополучном воздушном шаре; однако каюры время от времени спрыгивали с нарт, заставляли и нас слезать и бежать рядом с упряжками. Бежали мы, конечно, куда денешься, хотя, признаться, костерил я в душе этих настырных мужиков. Другие все, как потом вспоминали, не скупились отводить душу. Правда, беззвучно.

Вот и позади десятикилометровый путь (ехали не напрямую, а выбирая заснеженные низины), показалось становище, и какое-то неосознанное волнение охватило меня при виде этих узкоглазых, словно вколоченных в землю домов с покосившимися жердевыми изгородями, сплошь утыканными для сушки головами трески, которые считались по здешним понятиям лучшим кормом для овец и даже коров; этих низеньких труб над плесневелыми тесовыми крышами, сейчас напрягавшимися изо всех сил, чтобы удержаться на своих местах, – это, в общем-то, убогое становище виделось мне родным, уютным; я испытывал то же чувство, которое возникло, когда я возвращался с учебного на заставу; но тогда я долго не был дома, теперь же – только несколько часов. Видимо, время измеряется не только продолжительностью.

Объехав стороной становище, остановились у Чертова моста. На том берегу на крыльце портопункта стояла Лена в накинутом на плечи пуховым платке, а рядом с ней – прапорщик Терюшин. Всего пятьдесят метров разделяло нас. Последние пятьдесят метров опасности: мост то качался маятником, то сбивался с ритма и корежился, словно в судорогах.

– Малицы снять. Автоматы за спину, – командовал Полосухин. – Я – первым, Ногайцев – замыкающим. Под ноги не смотреть.

Последние слова были главным образом для меня. Но попробуй не смотреть, когда дощечки Чертова моста так и норовят выпрыгнуть из-под ног. А глянешь, чтобы прицельно поставить ногу, голова кругом идет от вида стремительно несущейся воды. Вот и впивайся руками в холодные тросы-перила, приходя в себя. Еще шаг-другой. Остановка. Еще. А на крыльце Лена стоит. Да и каюры еще не уехали. Ухмыляются, должно быть.

Перескребся я с горем пополам. Вот в конце концов ступил на твердую землю. Солдаты было направились к заставе, но Лена перегородила им дорогу.

– К нам заходите. Все припасено переодеваться. Согреетесь, тогда уж на заставу.

В комнатах тепло. Печь пышет жаром, и только что пережитое сразу отступило куда-то далеко-далеко. Лена необычно возбужденно распоряжается:

– Вот бутылка спирта. Все мокрое сюда, к печке.

Потом взяла меня за руку, как малыша, и повела в спальню, где на стуле лежало теплое сухое белье.

– Раздевайся. Подставляй спину и бока. Массаж со спиртом.

И буквально на глазах изменилось ее настроение, она скисла, опала, будто вдруг почувствовала неодолимую усталость и с большим трудом пересиливает себя, чтобы делать то, что собиралась делать с радостью.

«Переволновалась, – решил я, – вот и сдали нервишки».

Как далек я был от истины! Не раз и не два смеялись мы с Леной над этим. Я даже не предполагал, что Лена, узнав, как нас переполаскивает море, поспешила, никому не сказав, в магазин за спиртом. Она и в штиль-то побаивалась, я знал об этом, ходить по Чертову мосту, а последнее время, когда совсем отяжелела, отмалчивалась, когда я предлагал сходить в становище. А тут в шторм, да еще одна… Понятно, она гордилась своей смелостью и решительностью, предвидя, как станет массировать мое закоченевшее тело, и оно начнет оживать, наливаться теплом; а мы распарились под малицами и спирт ее оказался не нужным.

Сколько раз я возвращался с границы домой промокшим и продрогшим, и ей составляло явное удовольствие – это я чувствовал – помогать переодеться мне в сухое, растирать до розовости теплыми ладонями спину и грудь – на этот раз я обманул ее ожидание. Не сосулькой приехал.

Через несколько минут мы, переодетые, тесно сидели за столом и, обжигаясь, опустошали тарелки с лапшой, а прапорщик Терюшин докладывал:

– Корабль Конохова к нам идет. Пособить с катером.

– В такой шторм близко к берегу не подойдет, – возразил Полосухин. – Воротом сдергивать придется.

– Отправил я топоры, скобы, пилу. Только, думаю, что ж ему на берегу обсыхать. Вал бы, пока малая вода, сменить. Сейчас он, как в доке. И еще, Северин Лукьянович, логер вышел. Стройматериалы и взвод строителей везет. Вот и считайте, позарез катер нужен.

– Логер штормягу перестоит где-нибудь в затишке, и все же… Как, Ногайцев, уважим старшину?

– Так точно.

– Вот и порядок. Значит, так: я, Ногайцев и ты, Денис Константинович, идем к катеру.

– Побежал я тогда, винт и вал тащу, – поднялся из-за стола Ногайцев.

– Разрешите и мне с вами? – необычно робко попросил Гранский и потупился.

Вот тебе и Гранский… Не похоже, что он. Просить – не в его стиле. Обычно он предлагал. Уверенно предлагал, зная, что поддержка обеспечена наверняка. Выходит, перевернули человека штормовые часы. Что ж, не так уж и плохо. Пусть оглядится, как сказал бы Конохов, по бортам и отсекам.

– Насильно спать никого не укладываю, – ответил Полосухин. – Желающие могут идти.