В день освящения храма священник Сибирского флотского экипажа произнес речь о подвиге русских воинов в Цусимском сражении:
«Воины христолюбивые! Многое может сказать сердцу каждого из нас этот маленький храм, сейчас освященный святительским благословением, грустный кладбищенский храм, храм-памятник. Здесь под сенью будут покоиться безмятежно и мирно в своих преждевременных могилах наши воины, пришедшие сюда, на край русского государства, из разных уголков обширной родины, но которым Господь не судил уже возвратиться в дома отцов. Здесь будет их общая братская тихая пристань; здесь они, принявшие кончину в мирное и военное время, улягутся рядом, как воины-братья, и будут лежать под стройными рядами крестов, рука об руку, как живые в строю…
…Это братское кладбище средь морей и гор – лишь часть огромного дальневосточного воинского кладбища, где не осталось и нет ни одного храма. Говорю «не осталось», ибо там были лишь походные храмы, сооруженные руками наших воинов. Любили они эти храмы и горячо молились в них, милости Божией и помощи требуя, молились иногда при такой обстановке, когда вместо колокола раздавались звуки орудийных выстрелов, вместо стен храмы были склоны гор, а куполом – свод небесный… В дни поминовения воинов в этом кладбищенском храме будут помянуты наши страстотерпцы, на бранных полях Дальнего Востока живот свой положившие.
И дыхание океана, бурное и туманное, напоенное кровью и пороховым дымом, напомнит нам о воинах – мучениках моря, похороненных тоже, как и в братской могиле, в пучинах дальневосточных морей. Из глубин морских, что видны из окон, в нашем сознании встают как тени, как призраки души их, с верою и честью положивших жизнь свою в неравных боях, особливо в страшном последнем бою. Они стремились сюда на израненных судах к отеческим берегам, где и стоит этот храм. У них, истомленных 9-месячным переходом, океаническими буднями, жарами тропическими, ожиданием смертного боя, со зловещими и тяжелыми, как крышка свинцового гроба, предчувствиями, у всех них было желание пробиться сюда, во Владивосток. Иные, быть может, и здесь плывут вблизи берегов и ждут погребения и просят молитвы. “Кто может – молитесь, чтобы Бог перестал нас казнить за наши грехи”, – как писал один из сих страстотерпцев. Молитву в сем храме услышат они. Здесь будут благоговейно погребены имена их; у нас же составляются списки имен, которые и будут начертаны с хронологическими датами, с указанием судов на мраморных щитах, что будут на церковных стенах. Ибо имена эти, их подвиги должны быть бессмертны: в вечную память о них и в назидание будущим бойцам.
Храм этот впишет на стенах своих «Александра III», с коим отдали душу Богу и тело морю все офицеры и вся команда до единого человека, и напомнит, как на киле этого опрокинувшегося гиганта в последние минуты стояли офицеры и матросы и кричали русское приветствие – «Ура!» идущим на гибель другим кораблям. Океан разверзся и в своей бездонной могиле похоронил такое же великое, как он, непобедимое чувство долга.
Впишет и напомнит «Ослябя», который погиб первым, буквально засыпанный снарядами, тонул несколько минут, спаслось около 100 человек.
«Бородино», «Суворов», «Наварин» – все море вокруг их от минных и ядерных взрывов превратилось в лес фонтанов. Тонувшим были посланы 3 миноносца, но не успеет миноносец подойти к кругу, за который ухватилось 30–40 утопающих, вдруг снаряд – и из всего круга образуется красный фонтан. На священных щитах будут написаны жертвы этого страшного человеческого жертвоприношения, совершенного в пучинах морских.
Напишутся герои «Адмирала Ушакова». Выдерживая день и ночь жестокий огонь, видя, как сгорают и тонут боевые товарищи, броненосец «Ушаков» сам получил две тяжелые пробоины и погрузился носом; стало трудно стрелять и управляться, однако решили биться до конца. На небольшое и израненное судно напали два огромных японских крейсера. С последних был дан сигнал: «Советую вам сдать ваш корабль», затем шло еще какое-то продолжение сигнала. «Продолжение и разбирать нечего, – сказал командир “Ушакова”. – Открыть огонь!». Даже и эти немногие наши выстрелы не долетали до неприятеля; японцы же издали засыпали «Ушакова» ядрами. У нас приступили к обряду умирания, и броненосец пошел на дно.
«Суворов» не осрамил своего исторического имени; он принял не одну, а три смерти: был расстрелян, сожжен и потоплен, но не сдался. По японским источникам, «Суворову» два раза предлагали сдаться, на что оставшаяся кучка героев отвечала залпами из винтовок, так как уже ни одной пушки не осталось. Последний залп раздался, когда «Суворов» наполовину уже скрылся под водой вместе с теми, имена коих на щитах храма будут написаны.
Будут записаны герои «Наварина», который, заметив отчаянное положение «Суворова», горевшего, как костер, прикрыл его собой от сыпавшихся японских бомб. Разбитый, взорванный минами и бомбами, с перебитой командой и смертельно раненным командиром, броненосец все еще держался. «Верные принятому решению умереть, но не сдаться, – пишет один участник боя, – офицеры перед самой гибелью судна простились с выстроенною командою и, готовясь к смерти, братски перецеловались друг с другом. Английский пароход успел спасти трех матросов, которые и рассказали об ужасах этой ночи, в течение которой все другие умерли на воде от истощения или были расстреляны».
Будут имена 160 нижних чинов «Светланы» с храбрым командиром и офицерами. Геройский крейсер, на другой день боя уже полуразбитый, был атакован двумя японскими крейсерами и миноносцем. Снарядов почти уже не было, но на военном совете было решено: «Вступить в бой и, когда будут израсходованы снаряды, затопить крейсер». Взорваться было нельзя, так как минный погреб был залит еще накануне. Как решили, так и сделали: пробившись несколько часов, открыли кингстоны, крейсер лег на левый борт, безжалостно расстреливаемый врагом, и пошел на дно с поднятым Адреевским флагом.
Будут имена доблестных моряков «Владимира Мономаха», подвергшегося девяти минным атакам, расстрелянного и потонувшего тоже с поднятым флагом; «Рюрика», погибшего ранее в отчаянном бою; «Изумруда», тоже израненного и погибшего на пороге родных берегов.
Я поминаю далеко не всех, ибо синодик велик. В него не вошли имена тех моряков, что погибли на порт-артурских твердынях. Выйдя из родной стихии на сушу, они грудью стали на форты, с винтовками в руках своею отчаянной храбростью удивляя даже геройских стрелков, и своею горячею кровью обильно оросили развалины Артура.
Но придет время, и не останутся без продолжения эти поучительные строки, ибо, как видите, ведома русскому воину великая заповедь Спасителя: «Больше сея любви никто не имать, да кто душу свою положит за други своя» – за Святую Русь и древнее Андреевское знамя. Здесь будет почерпать в трудные дни мужество семья моряков Дальнего Востока, здесь будет находить утешение русское сердце, читая имена героев, замученных и убитых за великое имя матери-Родины. Ибо ничто так не поддерживает бодрости духа, как пример и имена героев. Пусть разбито тело флота, но осталась непобедимою душа его, пока в нем не перевелись эти мученики долга, память о коих будет благоговейно хранить этот храм. Приходя в него, христолюбивый воин, преклони колено и поклонись памяти погибших братьев твоих».