Все прокричали «Виват!» и поняли, что вторым тостом ограничиться принц не сможет. И на просьбу Сирко к главнокомандующему не утруждать себя хлопотами по повышению в чине, поскольку все равно в украинском казачестве такого чина – генерал – не существует, никто, кроме самого принца, внимания на это не обратил.
Ну а третий тост де Конде поднял за корабль, который выделен полку Сирко для того, чтобы его рыцари смогли вернуться в Польшу.
– Вы, господин полковник, – обратился он к казачьему атаману, – очевидно, помните ту захватывающую, почти пиратскую историю с кораблем, который был добыт князем Гяуром?
– Еще бы! – улыбнулся Сирко.
– Так вот, этот корабль предоставлен в ваше распоряжение. Вином и провиантом мы вас обеспечим. В порт Дюнкерк отправляетесь завтра же. При одном условии… – Принц выдержал длительную паузу и осмотрел присутствующих. – Мне известно, что кое-кто из казаков, в том числе и офицеров, изъявил желание остаться во Франции и продолжить службу уже как подданный французского короля.
[26]
Офицеры ответили молчанием, однако принц и не требовал, чтобы кто-либо из них прямо сейчас, в присутствии всех остальных, отказался от возвращения на родину.
– Условие нашего правительства, господин генерал: вы даете всем пожелавшим остаться во Франции возможность сегодня же покинуть расположение корпуса и отправиться в ставку вместе со мной. Мои генералы быстро решат их армейскую судьбу и помогут принять подданство.
Сирко тяжело вздохнул. Он понимал, как понадобились бы сабли его опытных офицеров, да и рядовых казаков, там, в армии Хмельницкого. Но что поделаешь?
– Они – вольные рыцари, господин главнокомандующий. Никто не смеет упрекнуть их в том, что поле своей рыцарской славы они нашли здесь, на земле Франции. Так же, как многие французские рыцари уже нашли и, надеюсь, еще найдут его на земле Украины.
7
Осмотревшись, Потоцкий понял, что все его войско – несколько тысяч конных и пеших солдат, вместе с обозом – оказалось затиснутым в довольно глубокой лесной котловине, каменистые склоны которой возносились к небесам, словно склоны Сциллы и Харибды.
– Впереди путь прегражден завалами, а значит, коннице не пройти! – едва пробился к командующему комиссар Шемберг. Он уже был без шлема, лицо залито потом, слипшиеся седые волосы спадали на лицо.
– Так бросьте против них пехоту!
– Она позади нас и туда ей не пробиться!
– Значит, спешьте гусар и драгун! Въехать верхом в ад еще никому не удавалось! Как там ведут себя казаки Хмельницкого? – тотчас же забыл он о комиссаре.
– Пока не нападают, – ответил полковник Чарнецкий, который, взобравшись на повозку, пытался осмотреть в подзорную трубу позиции арьергардного прикрытия.
Однако позиций как таковых не было. Узнав о засаде, отряд арьергарда ускорил темп и начал сливаться с обозом, опасаясь, как бы казаки внезапно не ударили ему в спину. Точно так же поступили и гусары из передового отряда. Образовалась огромная, неорганизованная и почти не поддающаяся какому бы то ни было управлению масса конного и пешего люда, повозок, карет…
– Они-то не нападают, – продолжил Чарнецкий, – но я вижу, что по тропе, вон той, что слева, к татарам подходит артиллерия. Причем везут орудия не на повозках.
– Тянут волоком, что ли?
– Нет, вроде бы на каких-то специальных возках. Орудия теперь стоят на своих собственных колесах.
Он хотел добавить еще что-то, но в это время со всех сторон вновь слышалось леденящее душу:
– Татары!
– Ордынцы смяли наши заслоны!
– Мы окружены татарами!
«Да они попросту паникуют!», – попытался успокоить себя командующий. Но в следующее мгновение и сам увидел ордынцев. Они появились на верхнем ярусе склона, заполнив своими косматыми лошадками и вывернутыми шерстью наружу тулупами все пространство между валунами и деревьями, образовав вместе с ними одну непроходимую стену.
– Кареты и повозки – в круг! – прогромыхал он срывающимся баском, пытаясь перекричать тысячеголосый рев вооруженной толпы. Он знал, что сейчас произойдет. Никто, никакой военный опыт, никакие призывы к мужеству не могли вытравить в душах польских аристократов страх перед конницей этих азиатов. Никакие укрепления, никакой численный перевес не позволял его жолнерам чувствовать себя достаточно сильными и защищенными, когда напротив них появлялись чамбулы крымских татар или белгородских ордынцев.
– Повозки в круг! – поддержали командующего находившиеся вблизи офицеры.
– Полковник Чарнецкий, пробивайтесь на правый склон и сдерживайте татар вон там, – указал командующий саблей, – на среднем ярусе, у валунов!
– Если только удастся сдержать их! – мужественно вернулся в седло полковник.
– Комиссар Шемберг! Берите на себя левый фланг! Не позволяйте татарам приблизиться к лагерю.
– Им достаточно удобно расстреливать нас из луков и оттуда, из-за гребня, – обреченно изрек Шемберг, в то же мгновение растворяясь в гуще всадников, которым казалось, что спасение там, где находится командующий, а не там, где слабее враг.
Какое-то время татары как бы наблюдали за тем, что происходит в котловине. Несколько тысяч луков застыли с натянутыми тетивами. Несколько тысяч стрел замерли перед полетом. Но затем несколько тысяч глоток вдруг разом взревели в едином, взбадривающем словно чумной напиток из диких трав воплем: «Алла!»
Поляки густой массой двинулись на татар по крутому склону, однако залпы орудий выкашивали их, а тысячи луков расстреливали в упор тех, кто уцелел под ядрами. Конные гусары пытались прорваться через завалы, но попадали в волчьи ямы и под град пуль тех казаков, которые ждали их в засаде. А те из драгун, что сумели прорвать первый татарский заслон, попадали под сабли второго заслона.
Пение тетивы, залпы орудий, проклятия сражающихся и предсмертные стоны умирающих – все слилось здесь в немыслимую симфонию судного избиения.
– Смотрите, граф, – адъютант командующего указал рукой на оголенный склон долины в той стороне, откуда они пришли. – Это казаки. Они сдерживают слово – не вступают в бой.
– В этом нет смысла. Они бездействуют, наслаждаясь своим предательством.
– Они не предали нас, граф, они просто-напросто наши лютые враги. Давайте сформируем отряд и попытаемся прорваться через заслон татар, за которыми стоят казаки и, очевидно, Хмельницкий. По крайней мере попадем в плен к славянам, а не к азиатам.