Обреченность - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Герман cтр.№ 11

– Мыкола, Грицько, москали утекли. Ну-ка рубаните их сабелькой!

Тщедушный возница с лукавым лисьим личиком и бегающими хитрыми глазками, раскладывающий на телеге узлы, увидев бегущих к нему вооруженных людей, хотел было перекреститься, но, подняв руку, внезапно передумал и молча юркнул в канаву. Упав на дно подводы, Муренцов схватил вожжи, нахлестывая лошадь и поворачивая в сторону от спешащих к ним навстречу людей. От головного вагона к ним рванулись несколько всадников и, пластаясь, пошли наперерез логом. Муренцов бил лошадь кнутом и помогал себе диким посвистом.

Над их головами вжикали пули, но скачущему во весь опор всаднику попасть в двигающуюся мишень можно только случайно.

И Костенко повел стволом пулемета. Передняя лошадь подломила колени, выбрасывая человека из седла. Еще один преследователь взмахнул руками, захрипел, заваливаясь на спину. Бились на земле раненые кони, и расстрелянные, переломавшие в падении шеи люди серыми кочками лежали на желтеющей траве. Остальные рассыпались, рванули в разные стороны. Стоя на коленях, Алексей выпустил несколько коротких очередей, телегу трясло и бросало на ухабах и кочках, пули улетали в белый свет. Их никто не преследовал, беглецы свернули в лес. Осмотревшись по сторонам, Муренцов выпряг лошадь, ладонью ударил ее по крупу.

– Иди, милая, к людям, а то сожрут тебя волки.

Протянул товарищу руку:

– Поручик Муренцов, Сергей.

Тот в ответ протянул свою:

– Алексей Костенко, командир Красной армии.

Двигались пешком. Молодые люди не питали друг к другу ненависти, хотя у них не было оснований для особой любви. Через густой лес пробирались два человека, каждый из которых сделал свой выбор.

За те несколько дней, что лесами пробирались к большому городу, они много говорили. В разговорах старались не затрагивать те идеалы, которым служили. Каждый видел целью свой жизни служение России, только один считал своим Богом Ленина, другой присягал царю. Алексей спросил Муренцова, почему он начал стрелять, когда бандит хотел вывести его из вагона, может быть, его бы и не тронули? Тот поморщился.

– Честно говоря, не знаю и сам. Для меня что бандиты, что красные – все едино.

Костенко усмехнулся.

– Вот уж не думал, что я похож на бандита!

– Да нет, как раз вы мне показались порядочным человеком. В вашем лице есть что-то такое… – Он пощелкал в воздухе пальцами, подбирая подходящее слово. – Словом, что-то от героев Толстого. Ну… а тот был откровенный хам, быдло, возомнившее себя царем земли и хозяином жизни. Я буду всю свою жизнь таких пороть и вешать, независимо от того, под какими знаменами они будут шагать – красными, зелеными или серо-буро-малиновыми. Точно такие же новые хозяева жизни восемь месяцев назад расстреливали меня на Дону.

– Что же тогда не бежали вместе с генералами? – спросил Костенко.

– Места на корабле не хватило. А толкаться локтями я не люблю.

Костенко помолчал, внимательно рассматривая Муренцова. Спросил:

– Может быть, тогда к нам?

– Нет! Я уже сказал, что вы для меня на одно лицо.

Не доходя несколько километров до города, они расстались. У каждого была своя жизнь, своя судьба и свой бог, которому они служили.

* * *

Около двух часов дня 14 ноября 1920 года в Севастополе главнокомандующий Русской армии генерал-лейтенант Петр Врангель, пожуравлиному переставляя длинные ноги в блестящих сапогах, вышел из гостиницы «Кисть» и обошел последние заставы и патрули юнкеров Сергиевского артиллерийского училища, стянувшиеся от центра города к Графской пристани.

Печально позванивали серебряные шпоры. За генералом следовал его штаб и командование крепости с генералом Стоговым.

Генерал Врангель был одет в серую офицерскую шинель с отличиями Корниловского полка. Усталое тонкое лицо. На левом виске пульсировала синяя жилка. Взгляд серых упрямых глаз вонзился в шеренги.

В бухте под парами уже стояли военные корабли и пароходы, приготовившиеся отойти от причала. Из труб английских и французских миноносцев валил черный дым. Серой грозной махиной возвышался над водой дредноут. Угрожающе щетинились стволы корабельных орудий. Иностранные флаги, расцвеченные яркими красками, играли на свежем ветру. Пахнущий солью и йодом, густой холодный бриз дул с моря. Он нес к берегу запах другой, чужой жизни. Сплошной стеной стояли сгрудившиеся на пристани люди, ждали погрузки. Тускло светило неласковое солнце. У берега вскипали пенистые барашки зеленых волн. Когда-то родное, разбавленное русской кровью Черное море враз стало чужим и враждебным.

Черный от усталости и переживаний главнокомандующий поблагодарил юнкеров за службу и сказал:

– Мы покидаем Россию, но уходим не как нищие с протянутой рукой, а с высоко поднятой головой, с сознанием выполненного до конца долга. Произошла катастрофа, в которой всегда ищут виновного. Но не я и тем более не вы виновники этой катастрофы; виноваты в ней только они, наши союзники.

И генерал ткнул пальцем в группу военных представителей Англии, США, Франции и Италии, стоявших неподалеку от него.

– Если бы они вовремя оказали требуемую от них помощь, мы уже освободили бы русскую землю от красной нечисти. Если они не сделали этого теперь, что стоило бы им не очень больших усилий, то в будущем, может быть, все усилия мира не спасут ее от красного ига. Мы же сделали все, что было в наших силах, в кровавой борьбе за судьбу нашей родины…

Юнкера со слезами на глазах смотрели на своего главнокомандующего.

– Мы уходим на чужбину. Мало кто из нас вернется домой. Прощай, русская земля.

Генерал Врангель отошел, остановился перед срединой строя.

– Великой нашей Родине – России, ура!

Строй качнулся, с правого фланга пошла волна.

– Урррааааааааа!

Рокот. Гул, и фигура очень бледного генерала в серой шинели и черно-красной фуражке корниловцев.

Петр Врангель перекрестился, низко поклонился родной земле и на катере отбыл на крейсер «Корнилов».

Около трех часов покинул город начальник обороны Севастопольского района генерал-лейтенант Николай Стогов. Он уходил последним. Перед посадкой на катер он на миг остановился, перекрестился и заплакал, фуражкой вытирая слезы.

В гомонящей толпе толкались и ругались люди. Некоторые проклинали судьбу, но большинство шли молча, опустив глаза в землю, медленным ручейком вливаясь на сходни кораблей. Шли бородатые казаки, хмурые офицеры, солдаты в британских помятых шинелях, суетливые горожане, озабоченно прижимающие к себе котомки и чемоданы.

Оставшиеся на берегу крестились, плакали и сочувственно благословляли воинов и беженцев, уходивших в неизвестность. На корабли и суда «Крым», «Цесаревич Георгий», «Русь» садились только люди. Коней оставляли на берегу. Брошенные теми, кому верно служили на войне, они понуро стояли и бродили по пристани, некоторые бросались в воду и, пока хватало сил, преданно плыли за кораблями, увозившими их хозяев к чужим берегам.