Я был секретарем Сталина - читать онлайн книгу. Автор: Борис Бажанов cтр.№ 63

Это выглядит довольно неутешительно. Значит, перейти границу здесь легко. Трудности начинаются дальше. Что ж будем рисковать.

Я делаю разведку границы. В 20–30 километрах от Ашхабада, на самой границе с Персией и уже в горах, находится Фирюза, дом отдыха ЦК. Мы, несколько сотрудников ЦК, охотников, делаем в воскресенье туда охотничью экскурсию. Я прохожу очень далеко по горному ущелью – кто его знает, может быть, я уже в Персии. Убеждаюсь, что место для перехода границы совершенно не подходит: перейдешь, а откуда-то из ущелья покажется спрятанная там пограничная застава, которая скажет: «Товарищ, это уже Персия, что ты здесь делаешь? Поворачивай обратно!»

Я выбираю по карте Лютфабад, в сорока-пятидесяти километрах от Ашхабада; это железнодорожная станция, прямо против нее в двух километрах через чистое поле – персидская деревня того же имени. Я решаю перейти границу 1 января (1928 года). Если я сейчас жив и пишу эти строки, этим я обязан решению перейти границу именно 1 января.

Вечером 31 декабря мы с Максимовым отправляемся на охоту. Максимов, собственно, предпочел бы остаться и встретить Новый год в какой-либо веселой компании, но он боится, что его начальство (ГПУ) будет очень недовольно, что он не следует за мной по пятам. Мы приезжаем по железной дороге на станцию Лютфабад и сразу же являемся к начальнику пограничной заставы. Показываю документы, пропуска на право охоты в пограничной полосе. Начальник заставы приглашает меня принять участие в их товарищеской встрече Нового года. Это приглашение из вежливости. Я отвечаю, что, во-первых, я приехал на охоту, предпочитаю выспаться и рано утром отправиться на охоту в свежем виде; во-вторых, они, конечно, хотят выпить в товарищеском кругу; я же ничего не пью и для пьющих компаний совершенно не подхожу. Мы отправляемся спать.

На другой день, 1 января, рано утром, мы выходим и идем прямо на персидскую деревню. Через один километр в чистом поле и прямо на виду пограничной заставы я вижу ветхий столб: это столб пограничный, дальше – Персия. Пограничная застава не подает никаких признаков жизни – она вся мертвецки пьяна. Мой Максимов в топографии мест совершенно не разбирается и не подозревает, что мы одной ногой в Персии. Мы присаживаемся и завтракаем.

Позавтракав, я встаю; у нас по карабину, но патроны еще все у меня. Я говорю: «Аркадий Романович, это пограничный столб и это – Персия. Вы – как хотите, а я – в Персию, и навсегда оставляю социалистический рай – пусть светлое строительство коммунизма продолжается без меня». Максимов потерян: «Я же не могу обратно – меня же расстреляют за то, что я вас упустил». Я предлагаю; «Хотите, я вас возьму и довезу до Европы, но предупреждаю, что с этого момента на вас будет такая же охота, как и на меня». Максимов считает, что у него нет другого выхода – он со мной в Персию.

Мы приходим в деревню и пытаемся найти местные власти. Наконец это нам удается. Власти заявляют, что случай далеко превышает их компетенцию, и отправляют гонца в административный центр, который находится в двадцати километрах. Гонец возвращается поздно вечером – мы должны ехать в этот центр. Но местные власти решительно отказываются организовать нашу поездку ночью, и нам приходится ночевать в Лютфабаде.

Тем временем информаторы Советов переходят границу и пытаются известить пограничную заставу о нашем бегстве через границу. Но застава вся абсолютно пьяна и до утра 2 января никого известить не удается. А утром 2 января мы уже выехали в центр дистрикта и скоро туда прибыли. Не подлежит никакому сомнению, что если бы это не было 1 января и встреча Нового года, в первую же ночь советский вооруженный отряд перешел бы границу, схватил бы нас и доставил обратно. Этим бы моя жизненная карьера и закончилась.

В центре дистрикта меня ждет новый необыкновенный шанс. Это начальник дистрикта – Пасбан. В отличие от всей остальной местной персидской администрации, трусливой, ленивой, подкупной и ко всему равнодушной, это человек умный, волевой и решительный. Оказывается, он прошел немецкую школу во время мировой войны.

Он должен нас отправить в столицу провинции (Хорасана) – в Мешед. Он мне объясняет, что между нами и Мешедом горы в 3000 метров высотой. Колесная дорога только одна; она идет в обход гор, приближаясь к Ашхабаду, и против Ашхабада проходит сквозь горы по глубокому ущелью и перевал через город Кучан, и затем идет налево к Мешеду.

«Послать вас по колесной дороге в Мешед значит послать вас на верную смерть: с сегодняшнего дня будет дежурить отряд чекистов с автомобилем, который вас схватит и вывезет в советскую Россию. Единственный ваш шанс – идти напрямик через горы. Здесь нигде дороги нет. Есть тропинки, по которым летом жители иногда идут через горы. Сейчас зима, все занесено глубоким снегом. Но вы должны попробовать. Большевики в горы пойти не рискнут. Я вам дам проводников и горных лошадок. Не питайте никакого доверия к проводникам; питайте полное и неограниченное доверие к горным лошадкам – они найдут дорогу».

Снаряжается караван, мы начинаем подъем в горы.

Странствование через горы, снега, обвалы, провалы и кручи продолжается четыре дня. Двадцать раз мы обязаны жизнью маленьким умным лохматым горным лошадкам, которые карабкаются, как кошки, по невероятным обрывам, вдруг скользят по краю кручи и сразу падают на живот, расставив все четыре лапы во все стороны, и этим удерживаясь от падения вниз по крутому склону. Вконец измученные, мы спускаемся наконец на пятый день в долину Мешеда и уже в его предместьях выходим на автомобильную дорогу. Здесь циркулирует грузовик на правах автобуса. Мы попадаем в него вовремя, занимаем задние места, сейчас же за нами в автобус садятся два чекиста, но они вынуждены занять места перед нами. Они, вероятно, полагают, что мы вооружены, и ничего себе не позволяют. Мы доезжаем до Мешеда, и автобус довозит нас почему-то до гостиницы. Нам объясняют, что это – единственный отель европейского типа в городе; туземцы останавливаются в караван-сараях. Мы очень устали и мечтаем о хорошей кровати. Перед сном в ресторане отеля пробуем выпить кофе. Когда кофе подан и мой спутник уже готов его пить, я останавливаю его: от кофе идет сильный запах горького миндаля – это запах цианистого калия. От кофе мы отказываемся и поднимаемся в нашу комнату. Директор отеля, армянин Колтухчев, объясняет нам, что свободна только одна комната, в которую он нас и ведет. У нее почему-то нет ни замка, ни задвижки – они «в починке»; я вижу свободные комнаты, но Колтухчев говорит, что они задержаны клиентами. Мы наскоро баррикадируем дверь в нашей незакрывающейся комнате при помощи стульев и с наслаждением растягиваемся на настоящих кроватях.

Сон наш длится недолго. Нас будит сильный стук в дверь. «Полиция». Мы протестуем, но нас доставляют в центральную полицию города («назмие»), объясняя нам, что это для нашей же пользы. Начальник полиции, жесткий и сухой службист, по-русски не говорит. Он нас водворяет в своем кабинете и исчезает. Его помощник, чрезвычайно симпатичный перс, учился в России и хорошо говорит по-русски. От него мы наконец узнаем, в чем дело. Оказывается, с нашим приездом в Мешед началась необычайная суматоха во всех советских организациях. Информаторы полиции, следящие за советчиками, видели, как советский военный агент Пашаев, встретясь с советским агентом Колтухчевым (директором нашей гостиницы), передал ему револьвер и еще что-то (очевидно, яд). Полиция, сообразив, в чем дело, устроила засаду под нашей дверью. Ночью Колтухчев поднимался с револьвером, чтобы нас ухлопать (вслед за чем его обещали сейчас же вывезти в советскую Россию), но под нашей дверью его арестовали, а нас перевезли в полицию.