– Что случилось? Вы не видите посольские номера?
– Вылезай. Велено все машины осматривать.
– Кем велено?
– Новой украинской властью. Вылезайте, москалики, вылезайте. Если ничего запретного не везете, мы вас не тронем.
Гена чертыхнулся и вышел из машины. Некоторое время разговаривал с остановившими нас хлопцами по-украински. Он активно и уверенно жестикулировал, а они с каждой секундой теряли свой нахрап. В итоге они развернулись и убрались к своему авто.
– Что случилось? – спросил я Геннадия, когда мы снова поехали.
– Да набрали в милицию черт знает кого после победы Евромайдана! Если герой революции, значит, где угодно можешь работать. Такая у них логика. А они в большинстве своем ничего вообще не соображают. Ни законов не знают, ни порядков! Быдло! Отморозки!.. Пришлось объяснить им популярно, что с ними будет за обыск машины с дипломатическими номерами.
– И послушали?
– Я припугнул, что МИД ноту напишет.
– Испугались?
– Решили не связываться.
Несмотря на то что Гена не выказал особенного беспокойства, меня этот дорожный случай насторожил. А если до нас докопаются на улице, когда Гены с нами не будет? Что делать? А когда секретные сведения для эфира передадут мне? И меня начнут обыскивать? Готов ли я драться за них? Уф! Я впервые осознал всерьез, не гипотетически, что эта командировка – довольно рискованная. Стоит ли информация, о которой толком никто ничего не ведает, таких жертв и такого риска?
Гена припарковал машину на Шовковичной. Солнце наконец пересилило плотные тучи и теперь перекрашивало город в оранжевые тона, отражаясь на серых стенах домов, в окнах, заливая перекрестки, ломясь в двери магазинов, офисов и ресторанов. Около дверей разных контор кучковались курильщики. Среди них преобладали молоденькие девицы, одетые согласно деловому дресс-коду, аккуратненько и не вызывающе, но в то же время эффектно. В том, как они держали сигареты, поворачивали головы, водили плечами, столько жило весны и веры в лучшее…
Мы немного прошли по Шовковичной и свернули на улицу, спускающуюся к Крещатику. Вскоре я прочитал на одном из домов ее название: Лютеранская. Попадавшиеся нам навстречу люди заинтересованно разглядывали камеру Славика, которую тот мужественно тащил сам, отказавшись от нашей помощи.
Киев производил впечатление города, который так легок, что может улететь от малейшего дуновения ветра вместе с куполами своих церквей, улочками и спусками.
– Давно не были в Киеве?
Интересно, Гена родился таким вежливым и предупредительным?
– Я – достаточно давно. У нас здесь родственница жила. Но она умерла лет пять назад. – Сказав это, я так отчетливо представил покойную тетю Шуру, жившую на Чоколовке, что сердце тоскливо сжалось.
– А я в сентябре был. Малого привозил, чтоб он посмотрел. Нагулялись вдоволь. Он так счастлив был, Петька мой. Ему шесть лет. Решительно все ему здесь понравилось. Мечтает снова приехать. Как ему объяснить, что большие дяди перессорились и теперь здесь опасно? – произнес Славик раздосадованно. – Почему мы не можем жить мирно? – Он смотрелся теперь совсем трезвым.
Меня подмывало выяснить у него, кто это «мы»? Россияне украинофобских истерик в центре Москвы не устраивали, а некоторые украинцы на Майдане как только русских не проклинали! Или он другого мнения?
– Да уж, – ответил Гена на замечание Раппопорта. – Для экскурсий с детьми сейчас точно не время. Жаль. Такой красивый город! Я боялся, что его вообще с лица земли сотрут. Если бы Янукович решился на силовую операцию, от центра камня на камне бы не осталось. Так что можно сказать, что его нерешительность парадоксальным образом спасла город.
– Комплимент, конечно, сомнительный, – усмехнулся Раппопорт.
Я молчал, вспоминая одно из выступлений отца, в котором он призывал Януковича разогнать Майдан самым жестким способом, объясняя это тем, что другого варианта не существует.
Мы прошли через массивную арку в большом кирпичном доме, памятнике послевоенного советского строительства, и очутились на Крещатике.
– Ну что? Кто кофе, кто коньячку? Вот здесь неплохое место. – Геннадий указал рукой на примостившуюся в углу дома дверь, на которой была укреплена вывеска «Кофейня».
Кофе нам приготовили выше всяких похвал. Когда я отпил глоток, подумал о Ларисе. Странно, но до этого момента я ни разу не вспомнил о ней. Надо отправить смс. Я достал мобильник, убедился, что связь есть, и написал ей, что у меня все в порядке. Такой же текст отправил и матери. С отцом я поговорю позднее. Когда будет о чем рассказать.
В кафе все говорили по-русски. Вероятно, привычка сильнее политических установок. Хоть я и не прислушивался к разговорам за соседними столиками, но слово «Путин» разобрал без труда. Кажется, нашего президента упоминали в не очень положительном контексте. Ну вот… начинается…
Славик выпил залпом сто граммов коньяка, затаился, дожидаясь эффекта, а потом прицепился к официантке:
– А у вас теперь только на мове размовлять можно?
– Нет, не только. – Женщина сохраняла спокойствие. – Я же с вами по-русски говорю.
– А зачем вы так в Европу хотите?
– Мужчина. Ведите себя нормально. Я ни в какую Европу не хочу.
– Так вы из наших? – Раппопорт подмигнул ей. – Я никому не скажу. Связь завтра.
– Господи, какой идиот! Пей поменьше. Тогда и связь будет. – Она укоризненно взглянула на нас, предлагая урезонить спутника.
Гена вздохнул и поднялся:
– Ладно. Пошли. А то не успеем ничего.
– Мы сейчас, я так понимаю, в гостиницу. – После такого хорошего кофе настроение улучшилось. Все стало определеннее. И вокруг, и внутри.
– Да. Тут два шага. Вы бросаете вещи, приводите себя в порядок. Я дождусь вас и провожу вас до Рады. После этого действуйте, как считаете нужным.
Славик не хотел вставать и всячески намекал на следующие сто грамм, но Гена решительно замотал головой:
– Надо идти. Можем в гостинице продолжить, если так уж невмоготу.
– В гостинице как-нибудь сами разберемся. – Славик обозлился и не скрывал этого.
Мы прошли по Крещатику и уперлись в разлапистый и развороченный майдан Незалежности. Здесь еще не успели разобрать груды автомобильных покрышек и кусков асфальта, служивших материалом для постройки баррикад. Однако палатки располагались весьма аккуратно и выглядели действительно чистенько. По площади хаотично передвигались причудливо одетые люди. Кое-где можно было заметить грузовые машины с украинской символикой. Вот он! Пресловутый майдан Незалежности, построенный одним из мэров Киева по принципу лужковской Манежки, с целым подземным городом внутри. С него все начиналось… Чем же кончится? Надо сказать, что никаких боевиков, чьи черные повязками столь часто в последнее время мелькали на телеэкранах, нам не встретилось. Видимо, отдыхают где-то. Ну и хорошо! Когда я видел их по телевизору и слышал, как они проклинали мою страну и мой народ, охота была удавить их своими руками. Век бы их не видать!