– Ну, с фермерами мы разберёмся, не впервой, – усмехнулся Виктор, но тут же добавил: – А вот что делать с военными?
– А вот с военными как раз Николай Николаевич всё решит. Вам нужно только правильно провести межевание на местности, и – с нажимом в голосе добавил он, вставая, – очень правильно оформить. Сильно хочет Сам получить этот кусок земли. Сильно, очень сильно! – шеф исподлобья посмотрел на нас, прежде чем опуститься обратно в кресло. – Ну и технические, так сказать, моменты… Поскольку жить там придётся долго, пока суд да дело, прикупите домик, какой приглянётся. Работать будете вместе или вахтовым методом, это уж вы сами решите. Ну а сейчас… – он поддёрнул рукав, прищурился, глядя на часы, и сообщил: – Примерно через час подойдут трое мужичков, как раз оттуда, с ними и отправитесь. А то сами понимаете – болота. По дороге всё и расскажут, покажут.
– Ага, местные легенды, мифы, тосты, – усмехнулся Виктор.
– Виктор, всё ты у нас ёрничаешь!.. Задание серьёзное, так сказать, на контроле у Самого. Так что, пожалуйста, без шуток чтобы у меня!.. Получите в бухгалтерии корпоративную карточку, и вперёд. Только особо не шикуйте, отчитаться придётся, и кто знает, может, перед Самим, – шеф снова благоговейно вздохнул и поднял указательный палец вверх.
– Он бы ещё портрет Ниф-Нифа повесил вместо президентского, – проворчал я, выйдя из кабинета.
– Кто знает, может, он там и будет висеть, на законных основаниях, – хохотнул Виктор, хлопнув меня по плечу. – Шевелись, развалина, дело, похоже, хлебное.
– Ага, ещё масляное и икорное. Не подавиться бы.
– Ты что, Яш? Какой-то пессимизм махровый. Раньше за тобой такого не замечал.
– Да сон плохой видел.
Пока Виктор оформлял документы, получал корпоративную карту, я сидел в кресле на своём рабочем месте и пытался проанализировать сон.
Снилось, будто иду по тёмному-тёмному лесу. Не то что тёмному, но всё же, всё же… Бурелома мало, подлеска тоже нет, а растут в нём какие-то чёрные ёлки не елки, сосны не сосны, а что-то высокое, свечами, вроде кипарисов. И вот совершенно неожиданно выхожу на поляну, а трава там зелёная-зелёная, солнце ярко брызжет, а в центре рощица стоит. Деревья ровные, стволы белые, вроде как берёзки, только листья на них необычные – что-то вроде хвоинок, только широких и приплюснутых, похожих на сердечки. И как будто звон идёт от этого места. Или, может, пчёлы так гудят? И хочу я будто бы бежать к этому месту, как передо мной появляется женщина. Сначала думал, что это моя мать, но только молодая, красивая. И будто бы говорит мне она: «А тебе пока сюда нельзя». И называет меня по имени, только на немецкий манер: «Якоб». Отвечаю, что зовёт меня это место, а роща за её спиной вся так и переливается. «Нельзя тебе ещё, с собой разберись, с судьбой разберись, кто враг тебе, кто друг, а то получится, как тогда», – отвечает она. Я будто кричу: «Когда “тогда”?» – а она не ответила, повернулась и пошла, будто поплыла. Я кричу: «Что ты меня поучаешь?! Кто ты такая, чтобы мне запреты ставить?» А она отвечает: «Это уж ты сам вспомни. Я думаю, ты вспомнишь это. Очень скоро вспомнишь». Всё так же, не поворачиваясь, руку подняла ладонью вверх, и начал я удаляться от этой рощи. Всё дальше и дальше… И будто бы не я вдвигаюсь в тёмную чащу, а поляна больше становится, больше и шире. Вот это уже и не поляна, а бездна космическая передо мной распростёрлась. И звёзды. Созвездия какие-то не наши, незнакомые. Кажется, вот-вот до них дотянешься – такие огромные, мохнатые. И понял я, что если сейчас потеряю свет белых деревьев, то навсегда останусь в этой звёздной бездне. И так мне стало страшно и холодно, что я проснулся. И что странно – будто наяву звон слышу: будто кто струны перебирает. Не гитарные. Арфа так играет. Странный сон, мутный…
– Яков Иванович, к вам трое посетителей из акционерного общества «Заветы Октября». Пропустить? – ожил на столе коммуникатор, заставив меня вздрогнуть.
– Откуда? – не понял поначалу вопроса. – А… из совхоза… Пропустить, да, конечно, пропустить.
Минут через пять в кабинет вошли трое.
В жизни не видел компанию таких разных людей: первый – типичный председатель: далеко за шестьдесят, седой, коренастый, ладони, как лопаты, мозолистые; васильковые глаза, пшеничные волосы; на коричневом, продублённом ветрами и непогодой лице, нос картошкой. Одет просто: джинсы, обтянутый пуловером круглый живот, серая лёгкая куртка, давно немодная, но дорогая, из тех вещей, про которые говорят – раз купил и всю жизнь носишь. Сразу понял, что именно он директор акционерного общества, но про себя раз и навсегда окрестил его председателем. Как потом выяснилось, не ошибся – его так только и называли. Другой… ну это явно клиент Виктора – неопределённого возраста, глазки бегают, так и ищет, где бы чего притырить; костлявое лицо, большие залысины на высоком лбу, редкие, рыжеватые волосы, блёклые голубые глаза. Если бы не имя и большой горбатый нос, никогда бы не догадался, что передо мной товарищ с Кавказа. Традиционной для кавказцев кепки на нём не было, обычная шапочка, спортивная, чёрного цвета. Джинсовая куртка поверх спортивного костюма, на ногах – довольно поношенные кроссовки. А вот третий – явный ботаник: очки с большими диоптриями, весь взъерошенный, но лицо одухотворённое, так и светится – комсомольский значок нацепить парню на грудь и можно писать картину «Молодость Сибири строит БАМ», используя его в качестве натурщика. В семидесятые годы прошлого века таких, говорят, много было, но с тех времен почти сорок с гаком лет прошло, а этот как-то сохранился. Сейчас даже не вспомню, во что был одет ботаник в ту, первую встречу. Почему-то позже в памяти всплывала агитоткрытка в стиле тех лет: ботаник в очках, белом лабораторном халате, с пучком карандашей в одной руке и свёрнутым в рулон чертежом в другой. И надпись: «А что ты сделал для БАМа?»… Довольно разношёрстная компания, один другого ярче, да и председатель колоритный, редко встретишь сейчас таких председателей.
– Яков Иванович? К вам можно? – сипловато кашлянул председатель.
– Конечно, конечно! – как можно радушнее заговорил я. – Чай? Кофе? Может, перекусите с дороги?
– Да некогда нам чаи распивать. До ночи надо бы успеть в Поломошное, – говорил он медленно, но каждое его слово звучало значительно, веско.
– Так восемьдесят километров, максимум за два часа доедем. Даже с учётом пробок.
– Шестьдесят – да, легко проскочим. Федеральная трасса, а дальше, может быть, совсем разный дорога, совсем плохой может быть, – это пронырливый подал голос.
– Ну, чаю-то всё равно попейте, тем более мой напарник немного задерживается – документы оформляет. Милости прошу! Чай у нас отменный, конфеты к чаю, думаю, тоже найдутся.
– Ну что, товарищи? Подождём? Попьем чайку у гостеприимных хозяев? – предложил председатель, посмотрев сначала на пронырливого, потом снизу вверх глянув на комсомольца. Ботаник, кажется, даже не услышал вопроса, он уже читал брошюру, явно прыгнувшую ему в руки с моего стола. Я усмехнулся, встал и приглашающим жестом вытянул руку к дверям.
Быстро сообразил чай, поставил на столик коробку конфет, вазочку с печеньем, и, пока гости мирно рассаживались за перегородкой, в боксе для посетителей, набрал номер Виктора.