– Не забудь воротничок подшить, – распорядился он, сдёргивая покрывало с кровати. – Всё. Спать хочу.
Варя, пришивая свежий воротничок, старалась не слушать сопение и храп мужа. Она вообще старалась не думать о том, что ошиблась. Порой ей казалось, что всё наладится, что муж любит её – иначе зачем он женился? Укладываясь в постель, Варя вспомнила подарок Виталия: на второй день семейной жизни, извиняясь за то, что не встретил её, муж подарил ей духи – протянул коробку с надписью «Красная Москва».
– Вот, в военторге, по знакомству достал. Последние забрал. Всё для тебя!
Варя усмехнулась, вспомнив, как старательно пыталась изобразить радость – духи ей не просто не нравились, запах вызывал такое омерзение, что порой хотелось пойти и почему-то умыться. Спрятала их подальше, чтобы не попадались на глаза мужу. Хотя он периодически спрашивал:
– Ты чего духами-то не душишься? Такой запах приятный, модный.
Варя в ответ что-то бормотала о работе с реактивами, эфирными маслами – что-де он сбивает настройки приборов.
– Знаем мы эти приборы, – усмехался в ответ Виталий. – Каждый день по службе докладывают о ваших приборах.
И вот сейчас, юркнув к мужу под одеяло, Варя была оглушена волной неприятного, тяжёлого аромата «Красной Москвы».
«Что это он? Сам решил моими духами пользоваться?»
Она встала, прошла к секретеру, выдвинула ящик – в углу, под стопкой белья, не оказалось ни коробки, ни бутылочки в форме Спасской башни Кремля с притёртой пробкой. Духи пропали. Она села на пол и положила голову на руки. Может, купить в магазине? Недавно видела почти такие же. Тем более что зарплата хорошая и премиальные в этом месяце – Виталя и не узнает. Но тут Варя вспомнила про карточки. В магазинах денег не брали, что очень удивило её в первые дни и не переставало удивлять до сих пор. Когда она, первый раз делая покупки, попыталась рассчитаться, достав кошелёк, продавец её остановила.
– Вы, наверное, новенькая? – участливо спросила благожелательная женщина средних лет в высоком крахмальном колпаке и белом халате. – Как ваша фамилия? Жатько? Так, сейчас посмотрю. Да, есть, – и она протянула Варваре плотную карточку. – Вот ваша платёжная карта, все покупки отмечаются на ней, вы только расписываетесь, а потом из зарплаты вычитают.
– Да… – растерянно пробормотала Варя, – а если я истрачу больше, а потом зарплаты не хватит?
Продавщица рассмеялась.
– Что вы, такого в принципе быть не может! У нас здесь цены, как при коммунизме. И вообще, от каждого по возможности, каждому по потребности. Так что не стесняйтесь, голубушка, берите, что вам сейчас требуется, а расчётами будет бухгалтерия заниматься…
«Ладно, – решила она, – завтра так и сделаю, если, конечно, не найду свою коробку». Осторожно закрыв ящик комода, Варя зевнула и пошла спать. Муж громко храпел. «Десятый сон видит», – хмыкнула она, осторожно укладываясь с краю кровати. Она бы, наверное, тоже сразу уснула, но запах духов лез в ноздри, от него першило в горле, было трудно дышать.
Но ещё труднее было думать о том, почему от мужа пахнет женскими духами…
Глава десятая. Мереченье у Кривой пучины
(Начало июня 2014 года)
– Чем так воняет? – Петро принюхался. – Запах знакомый. Будто Балашиха мимо прошла.
– Точно, она «Красной Москвой» пользуется. И где берёт?
– У неё запасы с самой войны. Не поверишь, тушёнка ещё с шестидесятых годов лежит – сам видел, два ящика. И сгущёнка в трехлитровых жестяных банках. В погреб как-то лазал – просила солонину достать. Так там если покопаться, ещё американские консервы, поди, найти можно, что по ленд-лизу поставляли. – Ботаник усмехнулся. – Сам не видел, но мужики рассказывали, что якобы лежат у неё в схроне коробки и ящики с американским «вторым фронтом».
Я собирался домой. Связь напрочь исчезла, что с проектом – непонятно, что делать вообще не ясно. И смерть Виктора не давала покоя. Помощник прокурора Шатохинского района привёз мне постановление о прекращении дела в связи с отсутствием состава преступления. Смерть квалифицировали как несчастный случай. Роберт Исмаилович не поставил машину на ручной тормоз и не заблокировал колёса. Я точно помнил, что он долго возился вокруг машины, укрепляя её на пароме, но теперь, после всех видений, уже был не уверен не то что в увиденном, но и в собственном уме. Выбраться в город не получилось – будто по мановению волшебной палочки, пошла коренная вода в Оби и затопила паромную переправу. Холодная, дождливая весна плавно перетекла в холодное лето. Моросили дожди, и председатель сказал, что к трассе лучше не соваться – там не пройдёт даже его вездеход на пневматиках. Но мне было просто страшно оставаться – я боялся, что сойду с ума. Всё, что случилось, было настолько невероятным, что объяснить это себе я мог только расстройством психики. Единственная радость – стал спать без снов. Падал вечером в постель и просыпался утром. Время сна куда-то терялось, будто закрыл глаза и тут же и открыл. Отдыха такой сон тоже не приносил, усталость и раздражение накапливались.
Сегодня было холодно, но первый день без дождя. Я шёл по лесу следом за Петром, не понимая, как в такой собачий холод дал уговорить себя пойти порыбачить. И запах «Красной Москвы» будто преследовал.
Я вспомнил, как мать не любила его, видимо, мне по наследству передалось отвращение.
Петро не умолкал ни на минуту. Мне с трудом удалось вклиниться с вопросом в его монолог:
– Откуда дорога здесь? Да ещё такая добротная? От военных, что ли, осталась?
– А, эта? Да историк у нас был, учитель. Он рассказывал, что от скифов осталось, а старики говорят, что чудь в этих местах жила, их рук дело. И я обратил внимание – начинается из ниоткуда. Вот ты заметил, когда мы на неё ступили? То-то, и я не заметил. И никогда не замечал – вроде идёшь, тропинка, лес – и вдруг ширь метра четыре и покрытие странное. И кончается так же – просто пропадает из-под ног. Но мы привыкли, не обращаем внимания. А тут березняк больше всё. Поляны большие. Покосы там знатные были. Да и сейчас есть. Военные нам всегда разрешали косить. Вроде и зона там, и колючка стоит, а поляны тянутся почти до самой вершины. Да вон она, чёрная горка-то – мы к ней с другой стороны подходим. Так сказать, с чёрного хода. Вон, видишь, тропка?
Я кивнул, с интересом рассматривая гору. Здесь она была гораздо веселее, чем виделась от ограды военного городка. Склон более пологий, покрытый цветущим разнотравьем; густо жужжали пчёлы, радуясь первому солнечному дню. Ничего необычного, ничего зловещего, только дальше, у самой вершины невысокой горки, торчал чёрный частокол пихт.
– А мы к озеру идём. Кривая Пучина называется. Не поверишь – дна нет! Бездонное. С виду небольшое озерцо, вода чистая, прозрачная – рыбу видать. С того места, куда идём – песочек на дне, а дальше – неожиданно дно из-под ног уходит и всё. Сколько там метров глубины – неизвестно.
– А что ж не измерил? Или приборов нет?