Град Камен. Путешествие в Китеж - читать онлайн книгу. Автор: Николай Морохин cтр.№ 32

Молодым преподавателем я встал в свое время в тупик перед задачей, которая сперва показалась мне простой, – рассказать людям именно о том, чьи предки здесь жили и на каких языках говорили. Потребовалось штудировать работы археологов и лингвистов и пытаться сопоставлять то, что в них написано.

Самая далекая древность в наших местах – та древность, за которой теряются уже всякие следы человека, – 20–25 тысяч лет в глубь времени. Так повезло, что в 50-х годах ХХ века экскаваторщик, работавший в карьере на восточной окраине Владимира, наткнулся на что-то, не понятное ему, и остановился. Это было времени культа науки. Уверен: экскаваторщик, имя которого мне неизвестно, был истинно культурным человеком. Потому что он прекрасно понимал: находки нельзя просто бросить в отвал, нельзя и ковыряться в них, хотя и очень любопытно, что же это такое, может, ценное что обнаружится. Надо звать специалистов.

Через несколько дней из Москвы приехал знаменитый археолог Отто Бадер… Это были стоянка и могильник Сунгирь. Они через несколько лет вошли в учебники истории – даже школьные. Время Валдайского оледенения. Суровый климат: в нескольких сотнях километров к северу от нынешнего Владимира уже возвышались горы льда. Жилище, стропила которого были сделаны из бивней мамонта, – строители этого сооружения владели технологией, позволявшей их выпрямлять. Погребение двух подростков и пожилого человека. Люди палеолита – древнего каменного века – были людьми, и мы, наверное, многое могли бы понять, встретившись с ними. Трудно сказать, что случилось с их умершими соплеменниками. Но те, кто здесь жил, о них горевали, надели на них красивую одежду и украшения. Антрополог Михаил Герасимов выполнил скульптурные портреты – реконструкции древних сунгирцев… «Они не потерялись во времени» – эту удивительно точную фразу о сунгирских людях сказал в одной из повестей писатель Владимир Герасимов. Но что еще можно сказать? Остались ли потомки у людей, живших в овраге Сунгирь? Что было здесь дальше? На эти вопросы ответить невозможно. Слишком далеко. Слишком мало следов после мощных потоков воды, прокатившихся спустя тысячелетия, когда ледник начал таять. Тогда и небольшие реки имели многокилометровую ширину. А сунгирская стоянка сохранилась лишь благодаря тому, что находится на высоком левом берегу. Высокий левый – огромная редкость, обусловленная какими-то особыми геологическими условиями. Обычно – согласно закону, который открыл в середине XIX века Карл Бэр, – реки Северного полушария подмывают и обрушают высокий правый берег. Столь же обычны поселения людей на высоком берегу: вроде и у воды, и не затопит. Но проходит всего несколько веков – и никаких следов людей не остается. Искать их по правым берегам бесполезно.

Вероятно, в ту же эпоху, что и сунгирцы, люди жили и возле современной деревни Юнга-Кушерга недалеко от Козьмодемьянска. Но в литературе я натыкался на очень различную датировку их стоянки: от 25 до 18 тысяч лет назад. В окрестностях Мурома – Карачаровская стоянка – современница таяния ледника: около 12 тысяч лет назад. Это тоже реликтовый высокий левый берег Оки. Все это – повторюсь – у соседей, на самой нижегородской земле никаких хорошо читаемых следов человека такого отдаленного времени не осталось.

И дальше – перерыв, пробел. Археологическая литература не описывает ни одного серьезного памятника ни на нижегородской земле, ни в смежных с нами регионах. Знакомые мне археологи показывали найденные ими на Оке, в Поветлужье примитивные каменные скребки, показывали, что их удобно брать рукой. Я согласно и уважительно кивал. Но в душе оставалось сомнение: а может быть, это просто случайно откололся на россыпи плоский камень, похожий на скребок?

Будущее население Нижегородского Поволжья формировалось тысячелетиями. Причем в основном не здесь. Оно перемещалось по материку. Племена встречались с племенами, созидая технологии и язык. Я верю в гипотезу, согласно которой мы ведем свою культурную родословную от гиперборейцев, они же люди ностратической языковой общности. Это предки большинства народов Европы и Азии, жившие в эпоху последнего оледенения. Версий относительно того, где на Земле было их место, слишком много… Среди их потомков оказались люди алтайской языковой общности. А среди ее наследников – племена урало-камской культуры – носители уральского языка на Южном и Западном Урале.

Именно там в начале IV тысячелетия до новой эры происходит их разделение на прафинно-угров и самодийцев.

Нас в этой истории, разумеется, будут интересовать финно-угры. По той простой причине, что любой мало-мальски начитанный человек скажет, если его спросят, кто жил до русских в Нижегородском Поволжье: «финно-угорские племена». Так в школьном учебнике говорится.

Ну, говорится – так говорится. Будем разбираться.

Так получилось, что самодийские народы, отошедшие к северу и востоку от Урала, оказались словно бы на обочине мировой истории. Перечислить их, пожалуй, сейчас в Центральной России смогут немногие. Ненцы, которых свыше 90 тысяч, – самый известный и многочисленный народ из них. Он запечатлен в названиях трех административных единиц современной России – северных территорий от Архангельской области до Красноярского края. Еще самодийцы – энцы и нганасаны на Таймыре, селькупы на среднем течении Иртыша. Наконец, практически уже исчезнувшие жители Саян – койбальцы. Они растворились с тюркоязычных хакасах. Еще их соседи – камасинцы. Завершающая страница их истории была перелистнута совсем недавно: последняя из носителей языка камасинского языка 95-летняя Клавдия Захаровна Плотникова-Анджигатова умерла в 1989 году. Но незадолго до этого приехавшие в этот край лингвисты заставили ее, которой не с кем было говорить уже пару десятилетий, вспомнить родной язык и записали многие, многие часы ее речи.

Самодийцы остались далеко на севере и востоке.

Теперь – к финно-уграм.

VI–III тысячелетия – это время, когда финно-угры делятся на две ветви – финскую и угорскую.

Угры, оставшиеся на Урале, в Западной Сибири, – это предки венгров и еще двух народов, живущих ныне на Оби, – ханты и манси.

Ранний неолитический человек – нового каменного века – пришел в Нижегородской Поволжье в IV тысячелетии, покинув Южный Урал – котел этногенеза, где шло формирование финно-угров. Этот человек был рыболовом, собирателем, охотником, гончаром. Древнейшие стоянки этой поры известны в Нижегородской области совсем недалеко от центра около Володарска, на юге – у поселков Шатки и Велетьма. Язык, который был принесен сюда, специалисты называют волжским, а культуру – средневолжской.

Нижегородское Поволжье – это рубежи. Здесь под землей напирают друг на друга в нескольких километрах от поверхности разогретые адской температурой магмы базальтовые плиты – Варяжская и Сарматская, и это граница севера и юга на геологической Восточно-Европейской платформе. Здесь влажные атлантические циклоны встречаются с антициклонами – то горячим, пришедшим из казахских степей, то леденящим, сибирским – и это климатический рубеж. Здесь, петляя вместе с Волгой, тянется граница тайги и степи. Замечательный географ ХХ века, посвятивший свою исследовательскую работу судьбам российских регионов, Борис Хорев назвал Нижегородское Поволжье территорией многоплановой рубежности. Когда на такие земли приходила стабильность и их переставали трясти или хотя бы трепать природные катаклизмы, они становились самыми притягательными краями для жизни человека. Здесь он не просто существовал – он жил уверенно, спокойно, понимая, что у такой земли есть все, чтобы он не погиб ни в страшную засуху, ни в мороз, ни в наводнение. На такой земле совсем рядом обнаруживаются средства от любых бедствий: голода, наводнения, засухи… В таких краях в нескольких дневных переходах от любой точки всегда найдутся полноводные реки с рыбой, леса с ягодами, грибами, зверями и птицами, луга, пастбища – все, что потребуется именно сейчас. За эту землю стоило бороться. И те, кто ее обжил, встречал потоки соседей, переселенцев. С кем-то из них воевал, с кем-то готов был родниться. С кем-то просто жить по соседству: нам – лес, вам – степь. И тогда всем хватало здесь места.