Грань - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Щукин cтр.№ 55

– А я, Коптюгин, тебя задавлю. Вот сейчас, без всяких собраний. Задавлю. Хрен с ним, отсижу сколько надо, но тебя, гада, не будет!

– Алексей! – сдавленно выдохнул Коптюгин. – Алексей! Сюда!

В коридоре затопали увесистые шаги, и сзади на Степана, цепко обхватив за плечи, тяжело навалился Алексей Селиванов, потащил к дверям. Степан не сопротивлялся, в какую-то секунду он разом обессилел, опустил руки и поддался, послушно выйдя из конторы на крыльцо.

– Ты чо, в тюрягу захотел? – в затылок бубнил ему Алексей. – Чо, в тюрягу захотел? Посадят, глазом не моргнут, посадят!

– Да пусти ты! – Степан дернул плечами, пытаясь освободиться от тяжелых рук Алексея.

Тот отпустил.

Жарко, душно было в полушубке. Степан рывком скинул его, остался в одном пиджаке и с облегчением ощутил телом весенний морозец. Тихо спросил:

– Стал бы за письмо голосовать?

Он был уверен, что Коптюгин, прежде чем сочинять бумагу, успел подсуетиться и перетолковать с мужиками. Поэтому, задавая вопрос, уже знал, каким будет ответ.

– Понимаешь, тут дело такое… Строиться я собрался, баба опять же болеет, ребятишки… Ну, пошумлю я, а толку? Вот какой толк от твоего шума? А? Шишки одни. Ты, Степан, завязывай это дело, послушай меня…

Но дальше Степан слушать не стал, перекинул через плечо полушубок, осторожно спустился с крыльца и тоскливо оглянулся вокруг. Куда? Примостился на лавочке возле чужой ограды и сгорбился. Здесь его и отыскал Никифор Петрович. Осторожно тронул за плечо.

– Накинь полушубок, а то прохватит. Да вставай, пойдем. Пойдем, пойдем, нечего под чужими заборами ошиваться.

Степан натянул полушубок и двинулся вместе с Никифором Петровичем к дому. Осторожно открыв и закрыв калитку, чтобы не звякнула защелка, Никифор Петрович ухватил Степана за рукав и потащил в огород, к бане.

– Тама пока посидим, – объяснил он. – И бабы, глядишь, утихомирятся, и тебе отпыхаться надо. А то все гам да шум – разве толк будет…

В бане резко и горько пахло старыми березовыми вениками. В темноте, нашаривая на окошке лампу, Никифор Петрович нечаянно уронил тазик, и он с грохотом звякнулся на пол.

– Мать твою, понаставили тут… – Нашарил лампу, чиркнул спичками, и желтый язычок пламени затеплился под его ладонью, расталкивая темноту, а когда зажег лампу и вставил в нее стекло, баня тускло осветилась, и в ней, холодной, даже повеяло теплом и уютом. Из-под лавки Никифор Петрович выудил бутылку со стаканом, завернутый в чистую тряпичку хлеб с двумя луковицами, примостил все это на полке и забрался туда сам.

– Давай, Степан, лезь, попаримся маленько.

Тихо было в бане, как в подземной норе. Булькала в стакан водка, и ее резкий, сивушный запах перешибал горечь старых березовых веников. Степан сморщился и негромко, как бы самому себе, сказал:

– Потому и сопатка у нас всю жизнь в крови – любой пожар водкой затушим. А пьяному и морду легче побить.

– Дак ты чо, не хошь, не будешь? – встревожился Никифор Петрович. – Я как лучше хотел, специально припас.

– Ну, раз специально…

Степан сделал глоток, и водка у него в горле встала комом. «Шабаш. Кажется, под самую завязку нахлебался. Не лекарство». Он подвинул стакан с недопитой водкой тестю, отломил кусочек хлеба и долго, старательно его жевал, время от времени до скрипа стискивал зубы, зажимая в себе беспомощный стон, какой прорывается у больного, когда он не может уже сдержать боль, рвущую тело на части. Ту самую боль, которую уже никаким наркозом не заглушить. Потому и подумал о водке, что это не то лекарство. Мысленно заглянул вперед и представил… один стакан опрастывается за другим, в голове гул и туман, и ничего не видится и не слышится. А когда туман исчезнет и растворится, когда грянет жестокое похмелье, тогда разлепишь опухшие глаза, вытаращишь их в изумлении и, не веря им, увидишь – тебя уже давно сшибли с ног в грязную лужу, ты валяешься в серой жиже, пытаешься что-то сказать и доказать, но проходящие мимо, те, кто сшиб тебя, лишь показывают пальцами и смеются. Ну уж нет! Степан с размаху опустил кулак на толстую, гладкую плаху полка. Даже если сшибут его и вдавят в землю, смеяться над ним духу не хватит.

– Ты чо? – опешил Никифор Петрович.

– А, думать много стал. Жил до Шарихи, ни о чем не думал, как говорится, не болит голова у дятла, долби да жуй. А теперь заклинило, аж кочан пухнет. Все про жизнь нашу думается.

Никифор Петрович посопел, глянул на недопитую в стакане водку и полез за куревом.

– На то и голова человеку дадена, чтобы думать. Я вот тоже возьмусь иной раз свои мыслишки раскладывать, раскладываю, раскладываю, до того дораскладываюсь, что тошнехонько. Вот с нашими мужиками хотя бы в твоем деле…

– Суки они, а не мужики! Дерьмо, а не мужики! – зло перебил Степан.

– Э, нет, ты погоди, парень. Прежде чем ругать, понять надо.

– А что тут непонятного?! Шумнули, они как зайцы – каждый под свой куст. И нос боятся высунуть.

– Не в боязни дело. Не верят они, что толк будет, – вот в чем загвоздка. Ты меня не перебивай, послушай. Коптюгин – седьмой директор на моем веку. Седьмой! И всех нам привозили и назначали. Развяжут мешок, кота выпустят – глядите и слушайтесь. Четвертым у нас Ивановский был, ну все мужик под себя греб, дыхнуть нельзя было. Зашумели мы как-то на общем собрании, не хотим, дескать, давайте другого. Шиш! Не мытьем – так катаньем. Из области понаехали, из райкома, неделю совещались и измором взяли. Это про нас только в газетах пишут, что мы хозяева, а на самом деле никакие мы не хозяева, что нам прокукарекают, то мы и подхватывать должны. Или вот еще пример, с газопроводом этим вшивым. По моей ведь земле, если разобраться, его тянут, я на ей всю жизнь прожил. Ну, спросили бы для приличия: как вы, граждане, на это дело смотрите? Держи карман шире! Бегут и запинаются, мое мнение узнать желают. А мое мнение такое – сами в трусах дыроватых, а все ревем: кому помочь? А мужик наш умный, он тоже мыслить умеет, куда там твоему стратегу. Он, мужик, как рассуждает? Раз я ни хрена не значу, то и пропади оно все пропадом. Лучше я сам о себе буду заботиться. Шкурки припрячу да продам повыгодней, ребятишек в город вытолкну да выучу, а старость придет – пенсией так и так обеспечат. Ну а теперь сам посуди – зачем мужику в таком положении за тебя голову подставлять? А? Да и дело твое, Степан, прямо скажу, дохлое. Дожмут тебя Пережогин с Коптюгиным, поверь мне, старику.

– А-а-а! – как недорезанный бык, заревел Степан и соскочил с полка. – После третьего стакана правду говорите, а как протрезвеете, так фигу в карман! Хитроумцы! Нет, мало на вас ездили! Мало! Вам всю деревню надо тракторами распахать, чтобы задницу чесать начали.

– Да ты, это самое, не шуми, – успокаивал его Никифор Петрович. – Не шуми. Я не к тому разговор затеял, чтобы шуметь, я убедить хочу.

– Убедили меня, без тебя убедили!

Степан выскочил из бани и шарахнул дверью. Баня глухо ахнула.