Костры на снегу
«Сов. секретно
экз. единств.
ПРИКАЗ
Капитана тов. Банова Ивана Николаевича назначаю помощником командира диверсионного отряда военинженера 1-го ранга тов. Г.М. Линькова по специальной работе. Отряд находится в 8—10 км западнее озера Червонное.
Тов. Банову И.Н. в ночь с 15 на 16 августа 1942 года вместе с грузом боеприпасов и материалом для диверсионной работы высадиться с парашютом в вышеуказанном районе на сигнал семи костров, выложенных буквой “Н”.
Присвоить Банову И.Н. оперативную кличку “Черный”.
Начальник 5-го отдела 1-го управления ГРУ
Генштаба Красной армии
подполковник Патрахальцев
15 августа 1942 года».
…Моторы самолета мерно гудели. Иван Банов прильнул к иллюминатору. Вокруг темень, хоть глаз коли. На земле — ни огонька. Изредка из-за туч выглядывала луна, и тогда в ее бледном, тусклом свете он видел лес под крылом, да редкие блюдца озер. Судя по времени — подлетали к линии фронта.
Капитан Иван Банов, а теперь он уже и не Банов, а Черный, летел в тыл. На фронте в понятие «тыл» они привыкли вкладывать иной смысл. Тыл — это отдых, хоть какое-то затишье, можно откормиться, отоспаться. Теперь все для него перевернулось — тыл становился фронтом, а фронт? Фронт по-прежнему оставался фронтом. Только теперь у него, капитана Черного, будет своя линия фронта. В тылу врага.
Он не переставал думать о предстоящей задаче. Многое было неясно. Вернее, теоретически, как говорят, на пальцах, он все понимал.
В середине 1941 года парашютно-десантный отряд под руководством Григория Линькова из района Вязьмы был заброшен в тыл врага. Линькову предписывалось создать базу для длительной боевой работы партизан. И Григорий Матвеевич ее создал.
В отряде насчитывалось около ста человек. Состав — достаточно разношерстный: десантники, выброшенные вместе с Линьковым, окруженцы, вчерашние бойцы и командиры Красной армии и местные жители.
Действовали они в очень выгодном для командования районе. С северо-запада проходила магистраль Брест — Минск — Москва, южнее — дорога Брест — Пинск — Мозырь — Гомель. Через Барановичи пролегал путь на Ленинград, и в другую сторону — на Могилев. Через Сарны шла железная дорога Брест — Ковель — Киев.
Отряд Линькова работал на этих коммуникациях, совершая диверсии, уничтожая вражеские эшелоны, останавливая движение на железнодорожных перегонах.
Батя (оперативный псевдоним Линькова. — Авт.) свою задачу выполнял. Но Центру этого было мало. От военной разведки требовали не только диверсий, но, прежде всего, разведданных. Верховный главнокомандующий, Генеральный штаб каждый день требовали новых, свежих сведений о перемещении живой силы и боевой техники противника, об их дислокации.
Нужна была четкая картина войны. Руководство хотело знать силу противника, которая противостояла советским войскам.
Но отряд Линькова исходно нацеливался на иные задачи — на диверсии. И в этом у них уже был накоплен опыт. А вот как вести разведку, добывать разведданные, насаждать агентуру, партизаны Бати не знали и не умели.
Более того, интуитивно они сторонились городов, крупных населенных пунктов — там стояли немецкие гарнизоны, в прямое противостояние с которыми партизаны вступать не могли, — пока не было ни сил, ни оружия, ни возможностей. Да и лишние контакты с местными жителями — это всегда утечка информации. Среди них могли оказаться предатели, немецкие агенты. Рисковать нельзя.
Теперь всю работу предстояло перестроить по-иному. Разведка должна была стать главным делом отряда.
Так считал Центр. Что думал по этому поводу Батя, Банов не знал. Ведь развертывание разведсети, особенно на первом этапе, дело трудоемкое, опасное и далеко не показательное. Пустил под откос поезд — есть что доложить в Москву: столько гадов погибло, столько ранено, техника сгорела, движение задержано. А что значит вырастить хотя бы одного агента? Его предстоит подобрать, да так, чтобы он работал в нужном месте, имел доступ к ценной информации. Прежде этого кандидата следует проверить, убедиться, что он наш человек, а не подсадная гестаповская утка. Потом надо уговорить работать на партизан. Но даже если и уговаривать долго не придется (среди местных жителей было достаточно патриотов, кто горел желанием бороться с врагом), от такого агента толку мало. Его надо научить осторожности, конспирации, умению легендироваться, скрывать свои истинные намерения. Иначе он и себя погубит, и других подведет под удар.
И только после всего этого, по прошествии времени, можно надеяться на разведывательные данные от него.
Но один агент — в поле не воин. Таких агентов надо немало.
Черный вспомнил, как предостерегал его наставник в Главном разведуправлении полковник Николай Патрахальцев, когда он готовился к заброске в тыл:
— Практика показывает, Иван, в твоей работе будет много сложностей. Во-первых, в наших партизанских отрядах практически отсутствуют люди, знакомые с методами сбора данных о противнике. И отряд Линькова ничем не отличается от других. У него тоже нет таких спецов. Вот подрывники есть, а разведчиков, увы, — развел руками Патрахальцев.
Второе. В некоторых партизанских отрядах, как бы это помягче выразиться, этой работы…
— Боятся… — вырвалось тогда у него.
— Не то чтобы боятся, — усмехнулся Николай Кириллович, — но относятся с недоверием, прохладцей. Скорее не понимают ее важность. Придется переубеждать людей, доказывать… И запомни, капитан, возможности для развертывания разведки фашистов у нас очень велики. Ведь немцы находятся на нашей земле, за ними следят тысячи наших людей. У них бесценная информация, но мы не умеем ею воспользоваться.
Мы все время опаздываем, опаздываем… А устаревшая развединформация, сам знаешь, — мертвая информация.
Черный вспомнил напряженный взгляд Патрахальцева. Полковник повторял эти мысли ему изо дня в день. Видимо, эта проблема очень беспокоила руководство военной разведки.
Уже на аэродроме, перед посадкой в самолет, пожимая руку, Николай Кириллович сказал:
— Я очень надеюсь на тебя, капитан. Дело это, считай, государственной важности. Не увлекайся партизанством, диверсиями. Запомни — твое дело — разведка.
…За бортом самолета гулко ухнул разрыв снаряда, возвращая Черного к реальности. «Проходим линию фронта», — догадался он. Банов пробрался по тюкам к кабине летчиков.
— Линия фронта, — крикнул Черному штурман в подставленное ухо, — вон там Орел. И он указал ладонью слева внизу.
По темному небу шарили лезвия прожекторов, вспыхивали у невидимой земли «плевки» огней.
Капитан возвратился в салон, к своим тюкам. Огненные «цветы» за бортом увяли, самолет начал медленно снижаться.