Злодеи-чародеи - читать онлайн книгу. Автор: Лариса Соболева cтр.№ 50

– Разве гаитяне не веруют в Бога, что их надобно таким варварским способом держать в страхе? – осведомилась графиня Шембек. – Ведь Бог всем запрещает поступать дурно.

– Они – католики. Но, поскольку среди гаитян множество чернокожих из различных африканских племен, завезенных туда в качестве рабов еще пару веков тому назад, они хранят традиции своих народов и совместили постулаты христианства с древними верованиями африканцев.

Не поддавшись на скепсис венгра и как умная женщина, не терпящая пробелов в логической цепочке рассуждений, Марго, сопоставив обстоятельства смерти и воскрешения людей из рассказа Медьери, уточнила:

– Ежели колдуны оживляют мертвецов, то… то, значит, их жертвы не совсем умерли, не до конца, не так ли, месье Медьери?

На столь прямой вопрос трудно было бы так же прямо ответить, ведь его задали с полной верой в сии магические действа. Медьери попал в тупик, в замешательстве он пожал плечами:

– Должно быть… Я же не проверял!

– А если бы вам представился такой случай, вы бы определили, мертв ли человек или в нем теплится жизнь, незаметная окружающим?

– Конечно, мадам.

Удовлетворенная, Марго взяла чашку с остывшим чаем. Медьери еще долго рассказывал об островах Карибского моря, правда, побывал он только на четырех, но зато – на самых крупных. Марго слушала его с большим вниманием, ее всегда интересовало все, чего она не знала или не понимала. Она отметила про себя, что Медьери наделен умом, богат – путешествия требуют огромных затрат, – знатного рода, следовательно, он мог бы сделать блестящую карьеру, а вместо этого углубился в изучение странных болезней. Зачем это ему? Но Марго посчитала неуместным спрашивать его об этом сегодня.

Полицейские из стражей порядка превратились в наемных гробокопателей. Чтобы подкрепить их боевой дух, Виссарион Фомич пообещал каждому по пяти рублей выдать. В этой исключительно таинственной обстановке один анатом Чиркун пребывал в статичном положении: он дымил трубкой и смотрел в небо, время от времени философствуя, будто находился на отдыхе:

– Экая тьма… Тысячи лет до нас звезды светили, и после нас они будут светить… Вечные огни, а человек – не вечен. Человек рождается, чтобы подпортить сию нетленную жизнь, он мстит ей за то, что он не вечен и так убог.

Полицейские копали, Зыбин нервно бродил поблизости, за ним семенил смотритель кладбища, мужичонок, похожий на комара, – махонький и противно зудевший. Без него нельзя было обойтись, кто-то же должен был им нужные могилы показать, потому и вытащили смотрителя из дому, перепугали его насмерть, а как только успокоили, так он права начал качать:

– Ваше высокоблагородие, нехорошо получается по отношению к покойному люду, никакого уважения, а ведь все там будем…

– Довольно, – заворчал Зыбин. – Им твоя забота не надобна!

– А как прознает кто? – ныл смотритель. – А как доложат его высокопревосходительству? Что же мне, места лишаться?

– Забываешься, любезный! – огрызнулся Зыбин. – Здесь тебе не грабители могилы копают, а полиция!

– Так-то оно так, но без меня ни один покойник не обойдется. Я ж тут за могилками слежу, подправляю, особливо те, что без ухода родственников остались. Я ж тут всех знаю-с…

– Вот пристал! Чего ты хочешь?

– Гумагу.

– Что за бумагу? – озадачился Зыбин.

– Написание дайте, по каким таким причинам полиция могилы разворошила вандальским способом.

– Это еще зачем?!

– А вдруг его высокопревосходительство отчету затребует?

– Его высокопревосходительству плевать на тебя и на твое кладбище.

– А чего это ему плевать? И он здеся будет!

– Право, Виссарион Фомич, напишите ему хоть двадцать бумаг, надоел же до смерти, – посоветовал Чиркун. Он был настроен на лирический лад и не желал слушать меркантильные требования хранителя кладбища.

– Черт с тобой, – устало бросил Зыбин смотрителю. – Завтра придешь в полицию, получишь «гумагу».

– С печатью? – не унимался тот.

– Пшел вон! – Но, как только смотритель двинулся от него прочь, Виссарион Фомич остановил «комара»: – Обожди! Ты еще должен нам показать, где хоронит своих покойников богадельня. В сторонке постой, каналья. Молча постой!

К этому моменту полицейские достали один гроб, начали его открывать – и усилий не потребовалось, крышка легко отсоединилась.

– Свят-свят-свят… – панически закрестился смотритель, безумно вытаращив глаза и побледнев, что было ясно видно и в полумраке.

– Эт-ты мне брось! – рявкнул Зыбин и указал пальцем сначала на «комара», затем на пустой гроб: – Чтоб ни одна душа… Иначе – сгною!

– Ни-ни-ни-ни! – запищал тот. – Хоронить же никто не станет здеся опосля эдакого!.. А у меня тут места много, всем хватит…

– Показывай захоронения богадельни, каналья! – гаркнул Зыбин и приказал полицейским: – Вы, двое, закопайте гроб обратно, опосля к нам подойдете.

Два часа Виктóр бродил по тому роковому месту, рискуя встретить грабителей или тех, кому жизнь не мила без драк. Однако ночь подарила городу почти безветренную погоду и безмятежную тишину. Редко-редко проезжала извозчичья коляска, громыхали подковы и колеса по мостовой, а загулявшие горожане и того реже встречались.

Князя заприметил Пискунов, который не мог себе позволить отправиться домой, на покой, боясь, что другим сыщикам повезет больше, когда он будет в сетях Морфея нежиться. Он выбрал укромное местечко, чтоб и сыщикам прочим глаза не мозолить, и чтоб другие люди мимо прошли, не заметив его, и в то же время ворота дома на Славяновской, двадцать семь, видеть, хоть издали. Постелив газету на каменный выступ ограды, Пискунов сидел, закрытый огромными кустами. Иногда он вытягивал из кармана пузырек и отпивал глоточек водки – только чтоб согреть нутро. Закусывал. А как же! Без закуски нельзя, иначе сильное опьянение наступит. Пискунов вытаскивал сверточек, разворачивал его и клал в рот кусочек сальца и кусочек хлеба – в самый раз, чтоб перебить жжение от водки во рту. Заметив, как некий человек уходит прочь по улице, а через какое-то время возвращается, он заподозрил в сем коварный умысел и все гадал: вор ли то присматривается, куда ему залезть, или любовник ждет, когда ему подаст знак чья-то неверная жена? Вот и женись после этого!

Опять он – молодой мужчина. Не спеша двинулся вдоль улицы, кажется, он шел к переулку. Проследить – святая обязанность Пискунова, кого бы он ни встретил, авось удастся ему предотвратить преступление. Сыщик поднялся (а зад-то как занемел от долгого сидения на твердом, к тому же и захолонул), аккуратно сложил газету (пригодится еще) и сунул ее в карман. Только он раздвинул кусты и шагнул на тротуар…

Раздался короткий грохот.

– Ой! – присел Пискунов. И во второй раз – как бахнет! – Что это?! Кажись, выстрел… Два… выстрела… Кто стрелял?!