Сборник рассказов - читать онлайн книгу. Автор: Гурам Сванидзе cтр.№ 43

Несчастного всё-таки застукали прямо в очереди в кассу кинотеатра. Какой-то хмырь из нашего района узнал его и не преминул покуражиться – показывал язык и обзывал. Но Арутик стоически вытерпел наскок, выстоял очередь и не обратил внимания на лёгкий ажиотаж среди окружающих. Своё спасение он хотел найти в темноте кинозала.

Фильм в тот день был скучный, про любовь. В те времена в лентах такого сорта совсем не было эротики. Оживление вызывали только долгие поцелуи, и наиболее незатейливые из зрителей кричали из зала: «Сорок, сорок!» – то есть поделитесь. На этот раз вдруг прозвучало: «Арутик…» – и так далее. Арутюн не выдержал и отреагировал как обычно – залпом матерщины, чем только подогрел зал. Уже никто не смотрел на экран, где события развивались нудно. Когда включили свет, бедняга выскочил из зала первым, а вслед ему доносилось улюлюканье.

Его запомнили и стали узнавать. Дело дошло до того, что Арутюна просто не впустил в кинотеатр администратор. Ходить в другой, более дальний, он позволить себе не мог – плохо знал город.

После этого Арутик умер довольно скоро, прямо на улице, от кровоизлияния в мозг. Состоялись похороны, всё прошло весьма чинно. Соседи постарались. Хотя на поминках не обошлось без инцидента – Дуде напился и устроил скандал.

Но ещё некоторое время после смерти Арутика в кинотеатре сохранялся милый обычай – посреди сеанса кто-то выкрикивал то самое оскорбление, и несознательные зрители гоготали, а сознательные жаловались дирекции кинотеатра, требуя навести порядок. Хулиганов, которые срывали таким образом сеансы, пытались урезонить милицией. Но что можно сделать в темноте с анонимной толпой? Да и сами милиционеры не прочь были похихикать.

Однажды в зале произошло нечто непонятное. Шёл обычный фильм про любовь. Зевавшие зрители прибегли к испытанному развлечению. И тут… Позже проходившие мимо кинотеатра пешеходы рассказывали, что смех, который доносился из зала, вдруг вылился в истерический крик людей, охваченных ужасом. Сначала можно было подумать, что показывают триллер, но и тогда обычно мужчины не кричат как женщины. Достигнув наивысшей точки, вопль сразу оборвался, и наступила глубокая тишина. Только неразборчиво был слышен диалог на экране, кстати довольно спокойный.

Когда распахнулись двери зала, из него в изнеможении медленно выходили напуганные люди. Они невнятно мямлили о каких-то двух медведицах, которые вдруг спустились с экрана в зал.

«Никаких животных в этом фильме нет!» – заявил один из пешеходов, но, оправившись, добавил, не имеет ли место случай коллективного помешательства.

После этого инцидента сеансы в кинотеатре не срывались.

Об Арутике на улице забыли довольно скоро и безнаказанно. Медведицам до наших мест было не добраться.

Впрочем, умер Дуде. У него вдруг стал заплетаться язык. Оказалось – опухль на языке. «Не любил Арутик, когда я ему язык показывал», – однажды обронил Дуде.

Склонность к насилию сделала Гиго политически активным. Будучи бездельником, он слонялся по улице и всюду, где появлялась возможность, принимал участие в политических дискуссиях. Его предпочтения колебались, но постоянным был пыл. Однажды, пристроившись к очереди в магазине, Гиго в запале полемики вытеснил стоящих в ней людей и таким образом оказался вблизи стойки. Продавец спросил его, будет ли он делать покупку. У Гиго денег не оказалось. Работник прилавка театрально выразил недоумение – зачем было стоять в такой долгой и шумной очереди с пустыми карманами? Под смешки публики Гиго ретировался.

Его любимым занятием было ходить на митинги. Он возникал там, где дело шло к потасовкам. Во время известного массового разгона демонстрации Гиго почувствовал себя в своей стихии – размахивал кулачищами, всласть матерился. Но столкнувшись со спецназовцем, который был выше и крупнее его, да ещё экипированным, он сделал вид, что прогуливался и случайно попал в передрягу. Хитрость не прошла – через некоторое время из полиции пришла повестка. Надо было заплатить административный штраф за участие в уличных беспорядках. В качестве доказательства ему представили фото. Он сначала не узнал себя в устрашающего вида агрессивном мужлане, но, убедившись, что это всё-таки он, не без некоторого форсу заплатил штраф.

Гиго регулярно слушал политические новости по ТВ. Однажды на него сильное впечатление произвело патетическое выступление ультрапатриотически настроенного деятеля – дескать, исконно грузинскую породу собаки, кавказскую овчарку, хочет присвоить себе северный сосед. Не уточнялось, как это могло произойти. Нашлась группа энтузиастов-монахов, которые в одном из сёл построили вольер для овчарок, чтобы спасти породу. Через некоторое время просочилась информация, что щенков овчарки стали раздавать населению. Поддавшись патриотическому порыву, Гиго приобрёл себе щенка. Ему дали сучку. В самце отказали – мол, рылом не вышел, блат нужен. Самцов передали более продвинутым политическим активистам.

Мы, городские, мало понимали в этой породе. Действительно, многие из нас знали её только по фото и рассказам, но заведомо гордились ею. Одно из названий чего стоило – волкодав. Это было благоговение, равное почитанию, с каким вспоминают героического предка в интеллигентных семьях, где мужчины не отличаются крутыми характерами. Мой отец, профессор математики, любил рассказывать о своём деде, который был сорвиголовой, служил у Махно. После мировой войны он приблудился к атаману, позже перебрался на родину. Он жил в деревне, где у него была, конечно же, кавказская овчарка по кличке Чмо. Кличка происходила из тёмного прошлого старика. В те времена это слово в Грузии мало кто знал. Но стоило ли так уничижительно называть волкодава? Чмо спас моего прадеда, когда того на охоте схватил медведь. Косолапый ломал старика, когда на него набросился пёс. Особенно подкупали разговоры о достоинстве, с каким держалась овчарка. Ей, например, противно было есть с жадностью, клянчить еду. Чмо, каким бы голодным он ни был, сдержанно прикладывался к пище, изображая даже наигранное к ней пренебрежение…

Я лично первый раз столкнулся с этой породой в детстве, когда с семьёй и гостями съездил на дальний пикник в горы. Дорогу запрудило стадо овец. Я испугался, когда увидел заглядывававшего через стекло в салон пса, его оскал, пену бешенства, горящие глаза… Сидящий рядом со мной мальчик, мой товарищ, описался от страха.

Сантименты Гиго в отношении волкодава не отличались затейливостью. Особую любовь к собакам он не испытывал. Иногда забавлялся тем, что наблюдал их драки, не упускал случая натравить одну псину на другую. Охранять его собственность не было нужды из-за её мизерности.

Появление Гиго с собакой на улице напоминало парад, демонстрацию силы. Этого субъекта и так остерегались. Теперь у него появился ещё один аргумент – крупная, лохматая собака серой масти. Хозяин дал ей кличку Энди.

Больше всего в волкодаве хозяину нравилась злобность. Когда Энди баловалась на улице с другими собаками, присутствовавшие умилялись её медвежьей неповоротливости, забавной физиономии. Гиго же пришёл в восторг, когда увидел, как она попыталась схватить товарища по играм за горло. Он со смаком рассказывал, как обошлась его овчарка с местным псом-забиякой. В какой-то момент показалось, что та проглатывает несчастного, которого за задние лапы вытащили из её пасти. Гиго любил демонстрировать обрезанные уши Энди. Как ему рассказали монахи, во время драк с хищниками овчарки отвлекаются, они боятся за свои уши – их уязвимое место. Поэтому уши отрезают.