Владимир Святой. Создатель русской цивилизации - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Алексеев cтр.№ 44

Отдавать порфирородную сестру северному «варвару», даже крещеному, тем более против ее воли, Василий и Константин не собирались. Если и собирались, то только в крайней нужде и под прямым давлением. Таковы была принципы византийского двора – соблюдавшиеся неукоснительно даже в отношении давно принявших христианство западных «франков». Разве что запредельной настойчивостью правитель Германии, к примеру, мог добиться руки византийской принцессы. Женихов, родовитых ромеев, хватало при дворе автократоров. Пусть такие браки со знатными полководцами плодили новых узурпаторов – зато они не унижали императорский сан. След давно изжившей себя староримской гордыни в «греческом» византийском царстве.

Но и рациональных причин для отказа Владимиру хватало. Ромейская знать восприняла договор с ним, хотя и вынужденный, как оскорбительный для Империи. В строках византийских хроник сквозит явная обида, восходящая к мнению современников событий. А настоящую бурю гнева брачный сговор вызвал на Западе, тем более что в первых слухах Анна оказалась смешана со своей старшей сестрой Еленой, к которой неудачно сватался германский император. Естественно немцы, которым предпочли новокрещеного Владимира, пришли в ярость. Ссориться еще и с Западной Империей в такую пору восточные императоры не собирались. Оставить Анну дома казалось наилучшим исходом.

Но и Владимир, по правде сказать, пока был не без греха. Раздраженный бесплодным ожиданием Анны, он продолжил жить с «болгарыней», и их младший сын Глеб-Давид родился примерно в год крещения Руси. Сомнительность ситуации, конечно, оправдывала князя. Но Владимир по-прежнему и не знал, как поступить со своими языческими женами, и не мог принять естественного для византийцев условия – расторжения прежних браков и признания наследниками лишь будущих сыновей от Анны. Совершенно не ясно, как князь собирался решить эту проблему в момент принятия христианства. Кажется, он посчитал, что прекращения сожительства с супругами и верности новой христианской жене будет достаточно. Но ромеи, конечно, рассуждали иначе. Были ли они правы с христианской точки зрения? Бог весть – прецедентов в Европе, кажется, не было. Прежние славянские князья, принимавшие веру из Византии, имели по одной жене. И не сватались к императорским сестрам.

Владимир был прав с точки зрения древней славянской (и не только славянской) «правды». Как бы то ни было, он не собирался ни прогонять с позором некогда любимых женщин, ни тем более отказываться от сыновей. По родовому закону, снять с себя ответственность за семью для ее главы являлось тягчайшим проступком. Но, искренне приняв душой правоту христианского закона, Владимир видел и то, что продолжение распутной жизни многоженца – грех по этой новой правде. Он раскаивался. Но пока не находил выхода. Не больший ли грех – предательство ближних?

Следует иметь в виду еще, что «расторгнутых» браков у князя на тот момент уже не было. Как раз около этого времени князь примирился с Рогнедой. Даты примирения мы не знаем, но ясно, что произошло оно именно в 987 или даже в 988 году. Девятилетний или десятилетний Изяслав с приданной ему дружиной остался в Изяславле. Рогнеда же вернулась в Киев и вскоре родила Владимиру последнего их ребенка, дочь Предславу. Дочери и ее матери Владимир подарил сельцо под Киевом, названное Предславино. Здесь Рогнеду посещали и ее подраставшие сыновья.

Рогнеда, горько претерпевшая от законов крови, искренне, всей душою приняла новую веру вместе с Владимиром. Спустя два-три года она уже выступает христианкой пылкой и убежденной. Оставить ее вновь, теперь ради Анны, для Владимира было крайне непросто.

Так-то и вышло, что крещеный князь продолжал примерно год – увы, не только формально, – оставаться многоженцем. Именно потому, что боялся причинить непоправимый вред. Вряд ли Титмару, единственному, кто прямо судит Владимира за «распутство» сразу после крещения, пришел бы на ум хоть какой-нибудь всех устраивающий выход из неведомой ему в деталях ситуации. И выход, найденный позднее Владимиром, трудно однозначно оценить современному сознанию. Пока же все оставалось так, как было. И каждая сторона могла себя оправдывать – византийцы наличием у Владимира жен, Владимир же отсутствием клятвенно обещанного христианского брака. Замкнутый круг, который мог быть только разрублен.

Но превыше всех политических дрязг и тревог, превыше личного интереса Владимир уже осознавал свой новый долг – добиться принятия христианства не только в своем доме, но и в своей стране. Отсутствие греческих священников мешало выполнению этой задачи. Еще и потому обман императоров столь сердил князя. Он мог прибегнуть к помощи болгар. Но не мог всецело положиться на них.

В тогдашней Болгарии враждебность к Византии нередко переходила во враждебность к Константинопольской церкви, а та, в свою очередь, – к полному отвержению православия. Думается, что богомильскую ересь с ее совершенно нехристианской картиной мира князь смог бы распознать и без помощи «философов». А распознав – настороженно относился бы ко всей болгарской религиозности в целом. К тому же Болгарию и Русь разделяла давняя политическая вражда, а Святослав клятвенно признал бывшие земли дунайских болгар частью Византии. Наконец, болгарские священники не обладали в глазах князя тем священным авторитетом, которым обладали греки с почти тысячелетней историей христианства за спиной. В древнерусских преданиях болгары рассматриваются в ряду степных кочевых «находников», угнетателей славян, и как народ «славянского языка» еще не осознаны. Владимир не мог надеяться, что это никак не повредит делу проповеди.

Каковы бы ни были причины тому, Владимир не стал обращаться за помощью в церковном устроении в Болгарское царство. Он думал, откуда бы выписать образованных греческих священников, которые помогут ему крестить Русь и установить прямую связь с патриархией. Возникла у него и мысль укрепить русское христианство православными мирянами, переселенцами из Византии. Почти отчаявшись в союзе с императорами, он искал иные пути. И мысли его обратились к Корсуни, к греческому Херсонесу.

Херсонес, древняя греческая колония на южном выступе Крымского полуострова, теперь являлся столицей византийских владений в Крыму. В своих стенах он давно не видел завоевателей. Если «варвары» и захватывали город, то быстро покидали его, не в силах закрепиться. Сначала для римлян, потом для наследовавших им византийских ромеев Херсонес оставался надежным оплотом на северных берегах Черного моря.

Одновременно он был важнейшим торговым портом, куда сходились купцы и товары со всех сторон света. С севера долгим путем «из Варяг в Греки» ехали славяне и норманны. На востоке стояли древние хазарские крепости – Керчь и через пролив Самкерц – Тмутаракань, издавна привлекавшие еврейских торговцев и разбогатевшие их руками. Оттуда шли пути дальше на восток, ответвления Великого шелкового тракта. Теперь и этими крепостями владели русы, но хазары и их единоверцы никуда не делись, продолжая трудиться и в русской Тмутаракани. Западный берег Черного моря с устьем Дуная и торговыми пристанями Болгарии еще недавно тоже поставлял немало – но теперь это край войны. На юге же лежала большая земля, Империя, на пути к которой Херсонес служил лишь первым, но важнейшим перевалочным пунктом.