И можно было бы сделать некоторый незаконный перерыв в содержании остросюжетного романа. Но обстоятельства волею судьбы вернули нас к приключениям, которые и возникли вечером.
На антресоли, где Морхинин, сидя за колченогим столом, что-то черкал в тетради, влез двоюродный брат Таси Алексей Алексеич, а попросту Алеха.
– Сидишь… – сказал Алеха иронически. – Пишешь… А бабок у тебя нету. И даже тачки человеческой нет.
– Бабка у меня есть, хватит одной, – мягко отшутился Морхинин. – А тачки нет, потому что я водить не умею.
– Позор и стыд, – сказал на это Алеха, человек достаточно развитой и речистый. – Это все равно, как если бы в старое время казак не умел ездить верхом. Научиться рулить на машине просто, а вот достать денег…
– Что значит «достать»?..
– Достать денег – значит: сделать их. А для этого нужно поработать и кое-что продать. Но в общем-то как бы и украсть.
Морхинин отложил тетрадь и пристально посмотрел на Тасиного братца.
– Что «заработать, украсть и продать»?
– Оружие.
Морхинин смотрел и молчал. Алеха заговорил жарко и быстро:
– Ты небось слыхал, что в Великую Отечественную в наших местах шли жесточайшие бои. Народу погибло сотни тысяч. И наших, и немцев. Откопали из них – хорошо если четвертую часть. Когда солдатский жетон находят, сдают в военкомат – сообщить родственникам. Оружие отправляют в спецслужбу. Занимаются этим делом поисковые отряды добровольцев под командой назначенных офицеров. Но есть еще «черные копатели». Те, которые ищут старое оружие для себя. Знаешь?
– Ну слышал… И что из этого следует?
– Следует сделать бабки. То есть, сам понимаешь, заработать деньги в наших местах можно двумя способами. Или по-тихому пилить лес, складывать баньки и толкать желающим. Или стать «черным копателем»… Добывать из земли оружие и продавать.
– Кому?
– Думаю, каким-то любителям. А, скорее всего, хм… бандитам.
– А не опасно? – спросил Морхинин.
– Опасно, – хладнокровно сказал Алеха.
– Надо подумать… Подорваться на мине можно и вообще…
– Опасно не только из-за мин. Это было бы полбеды, – со знанием дела заявил Алеха. – Конкуренция, Валерьян, – главная опасность. Лес хищнически валят и вывозят фирмы, которые одобрены районными чинушами. Они с фирм этих получают, как сейчас говорят, откат. А если ты самовольно хорошее дерево срубишь, до года могут оформить или штраф пятьдесят тысяч.
– А что грозит «черным копателям»? – уточнил Морхинин.
– До трех лет строгого режима… А если докажут, что на продажу, – от пяти до десяти лет. Но есть еще опасность получить в лоб пулю от конкурента.
– Ты же говоришь, оружия тут полно. Так чего же?
– А это порядок такой. И, окромя того, чем самому потеть, лучше забрать готовенькое. Верно я говорю? Ну, то-то. Так ты, Валерьян, как? Имеешь желание заработать?
– Я подумаю, – с сосредоточенным видом произнес Морхинин. – Утро вечера мудренее.
– Добро, – обрадовался Алексей Алексеич, сукин кот, совратитель честного писателя. – Я от тебя другого не ожидал. – И он, косо поглядывая, как бы Тася его не заприметила, тихо слез с антресолей и махнул через поломанный забор восвояси.
На другой день Морхинин объявил Тасе, что едет с ее двоюродным братом на рыбалку, на дальнее озеро. Тася взволновалась:
– Не утоните там, на озере-то… Не провалитесь в болото… Алеха, если с моим Валей что-нибудь случится, я тебя топором зарублю, знай.
– Да что ты, мать, психуешь, – солидно остановил Тасю Алексей Алексеич. – Я это озеро как свой двор знаю. Можешь не трепыхаться. Верну тебе твоего писателя целым и даже непокарябанным.
– И рыбы привезете?
– Вот насчет рыбы гарантий нет. Захочет она ловиться или не захочет, точно сказать не могу.
– Чтобы водки с собой не брать, – твердо предупредила Тася.
Надо сказать, она вела себя с деревенской родней очень строго. «А то с ними, только прояви интеллигентность, сразу на шею сядут». Это Тася внушала Морхинину и давала всем чувствовать, что они тут босота, а она хором руководит в московских церквах. Бабы и старушки перед ней благоговели, мужики уважительно покрякивали.
Раненько, чуть посветлело и туман стал рваться, обнажая нежную зелень деревьев, двое мужчин прошагали в резиновых сапогах к концу деревни. Здесь, в сарае, похожем на бесхозную развалюху, замаскированный, стыл в каплях росы ржавый «Москвич» черт-те какого года выпуска.
Алеха положил в багажник две штыковых лопаты, несколько пустых мешков из-под картошки и запасную канистру с бензином. Внутрь, на сиденья, кинул сверток: хлеб с вареной бараниной, соленые огурцы, малую бутылочку самогона и заряженную свинцовым «жаканом» берданку – на всякий случай.
Щелястые створки у ворот сарая тихо прикрыли. «Москвич» не спеша выехал. Кренясь в лужах и рытвинах, выбрался на проселок, изуродованный гусеничными следами трактора. Добираться предстояло километров пятьдесят, не меньше. Ехали просыпающимися, золотистыми от первых лучей, ничем не засеянными полями.
– Скажи мне честно, Валерьян, – хитро щуря глаза, говорил Алеха. – Вот ты поехал со мной рисковать свободой, а то и жизнью. А зачем тебе много денег? Что ты хочешь купить? Мебель? Квартиру? Дачу настоящую выстроить? Может, за границу слинять?
Морхинин только усмехался. Алеха продолжал настойчиво:
– Я прямо скажу. Если повезет, я куплю иномарку. «Шевроле» хочу иметь и кататься на ней по всем окрестностям. Ну, а ты – скажи: что хочешь купить?
– Да ничего особенного… Так, по хозяйству… – соврал Морхинин. – Всяких проблем хватает…
На самом деле он давно задумал издать стихотворный сборник на хорошей бумаге и в красивой обложке. Пять лет примерно он публиковал в газете у Лямченко подборки своих стихов. Конечно, о собственном творчестве у него сложилось, как ему казалось, непредвзятое мнение. Но имелись сведения, что признанные поэты их одобряли. Найти издательство, выпускающее не авангард, а традиционную поэзию, представлялось Морхинину невозможным. Следовательно, стихи надо было издавать на свои деньги.
И вот туманным весенним утром двое мужчин в сапогах и телогрейках, с мешками, лопатами и ружьем, бросив «Москвич», пошли через лес к своей корыстной цели, недостойной законопослушного совестливого гражданина. Забрались в чащобу. По каким-то ему одному известным признакам Алеха обнаружил почти сровнявшиеся с лесной почвой и налитые грязной водой остатки окопов. Морхинин во всем подчинялся Алексею, так как родился, как он заявил, «на асфальте большого города» и в лесных порядках ничего не смыслил. Присели на поваленную старостью березу, перекусили. Потом стали копать.
Как ни удивительно показалось Морхинину, копал он довольно сносно. Помогла ежегодная наука, которую он постигал летом на огороде. Копал усердно, придерживаясь курса, указанного Алехой. И вот наконец лопата звякнула, задела что-то металлическое. Это оказалась немецкая каска. Рядом скалился набитым землею зубастым ртом грязно-желтый череп. Затем попадались какие-то кусочки зеленоватого металла: то ли осколки мин, то ли что-то от обмундирования, истлевшего в почве. Стали чаще откапываться кости, пряжки от ремней – и от наших, со звездой, латунные, и немецкие, с выбитой надписью.