Паутина судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Пушкин cтр.№ 15

Валерьян позвонил Миронову ровно через неделю.

– Я выдержал бой с редакцией. Они кричали: «Кто он? От кого он? Мы его не знаем. Почему мы должны его печатать в нашем единственном оплоте патриотов России?» Я отвечал вопросами: «Юбилейную дату Бородинского сражения русский патриотический журнал обязан отметить на своих страницах? Вам нужен список его знакомств? Вы писатели, журналисты или сплетники?» Они были против, но срок их поджал. Главный сказал: «Я ставлю очерк этого Морхинина. Но ты у меня работать не будешь.» И вот – ваш очерк отправлен в типографию, а я уже устроился в другое место. Желаю творческих удач, – и Миронов повесил трубку, которая мягко мурлыкнула на прощание.

Когда очерк Морхинина появился в «Нашем попутчике», это настолько подействовало на некоторых знакомых в Гнездниковском переулке и в ЦДЛ, что он стал ловить на себе пристальные – завистливые или враждебные – взгляды. При этом никто не высказывал ему ничего с точки зрения политической ориентации. Даже Лямченко при очередной встрече произнес несколько растерянно:

– Во прорвался… Кто бы мог подумать, шо ты самого «попутного главнюка» проскочишь… Он чужих не пускает нипочем, будь ты хоть Лев Толстой. Даже мои деревенские рассказы завернул. Меня, хлопца от земли, работника цэдээловского аппарата, своего в доску…

Правда, дальнейшие попытки Морхинина, являвшегося в «Попутчик» то с повестью, то с историческим рассказом, отвергались начисто.

Однажды почти состоялась его победа. Морхинин написал повесть о простодушной девушке из провинциального городка, обладательнице великолепного голоса, попавшей в Москву, окончившей здесь музучилище и ставшей певицей. Пройдя испытания в должности артистки хора со всеми коллективными мытарствами и даже телесными компромиссами, статная жертва театральных сластолюбцев почти осуществила свою мечту и добилась положения солистки оперы. Однако в конце концов поверженная титулованными конкурентками, изнуренная провокациями, интригами и оскорблениями, она была снова отброшена в безымянное творчество хора и едва не покончила со своей горестно застопорившейся судьбой.

Повесть представлялась Морхинину значительной вершиной. По всей видимости, она произвела впечатление на молодого редактора Сенева. Прочитавший повесть «Сопрано из Шуи», Сенев тепло сказал Морхинину:

– Вы молодец… Так этот театральный термитник показали… И язык классный, и вообще тема редкая… Я бы взял без единого замечания. Но такие значительные вещи мы отдаем на рецензию самому уважаемому автору нашего журнала…

Через месяц Морхинин получил свою рукопись обратно.

– Рецензенту не понравилось? – грустно спросил он, глотая очередной отказ.

– В том-то и дело, ему очень понравилось… Да вот он сам пришел на совещание к главному редактору.

Морхинин увидел небольшую группу литераторов, проходивших через приемную. Среди них он сразу узнал Вахромея Расцветова, знаменитого писателя-почвенника из Сибири, тремя повестями создавшего себе литературную репутацию уникального прозаика современности и объявленного «великим писателем Земли Русской». Тот, видимо, догадался, кто стоит у стола принимающего редактора. В голубых глазах поседевшего мастера мелькнуло сожаление, если не искра сочувствия.

– Тогда почему… бекар? – по привычке музыкально образованного человека спросил он.

– Бекар? – удивился Сенев.

– Знак отказа в нотной грамоте… – горько усмехнулся Морхинин.

– Что поделаешь, – развел руками редактор, – с хозяином не поспоришь. Сейчас время больно тяжелое. Вся литература в забросе. Еле держится. Вон прославилась Мурина-милиционерша да Звонцова – гламурная халтурщица. Один сын бывшего посла карьеру делает: представляет советскую жизнь в виде тоталитарного ада и бессовестно кропает порнографию. А сам детство, отрочество и юность из Парижа не вылезал. Так что вы уж не обижайтесь. Может быть, главный просто не захотел гонорар отдавать чужому…

Из рук Сенева Морхинин и принял свою многострадальную повесть. Поперек первого листа было бесцеремонно начертано: «Хорошо, но необязательно».

Морхинин решил поговорить с Обабовым, хотя «вдохновитель» собирался переходить в какую-то риелторскую контору: Дом народного творчества упразднялся.

– Как же наша прекрасная художественная самодеятельность… – горевал сотрудник по скульптуре и живописи Росюк. – Такие ребятишки одаренные попадаются, особенно в глубинке – маленькие Коненковы… Кто ими теперь руководить будет?

– Найдутся благотворители, – махнул рукой не терявший оптимизма Обабов. – До революции, бывало, богачи-золотопромышленники раскошеливались. Сурикова вытащили, Айвазовского и многих других… Вон сейчас церкви восстанавливают губернаторы и бизнесмены, даже криминальные организации. Подвернутся твои «маленькие Коненковы» каким-нибудь нефтедобытчикам…

– Пожалуй, ты прав. Кто-нибудь из туземцев, сидя на золотом унитазе, вспомнит босоногое детство. Поможет, поддержит…

– А остальные народные таланты сопьются, на наркотики подсядут, по помойкам разбредутся. Чего толковать, и в старину случалось по-разному. Не горюй, Росюк. Пристраивайся в дизайнерскую фирму, ты парень не без способностей. А ты, Морхинин, как выживать собираешься?

– Я по церквам с «подругой дней моих суровых»…

– С Тасей? А! Ведь она у тебя регентесса. Ну коли церквей снова закрывать не начнут, ты с ней не пропадешь. Приятная у тебя сожительница, Валерьян. Миловидна, упитанна, кротка. Я исключительно таких дам предпочитаю. Однако, Валерьян, пиши дальше. Не бросай. Может быть, на чем-то и прорвешься. Кстати, как твои романы?

– «Проперций» лежит в издательстве «Передовая молодежь». «Плано Карпини» дома пылится. Прощайте, друзья…

– «Уж завтра в поход, уйдем в предрассветный туман…» – пропел неунывающий Обабов.

– Нет, уж лучше не пой, Вадим, – нервно замахал на него Морхинин. – Для музыкального уха это непереносимо. И ведь ты пользуешься успехом у женщин. А говорится: «Женщины любят ушами…» В данном случае это абсурд.

– Меня женщины любят за другие достоинства, – важно произнес осанистый чернокудрявый жуир. – До встречи, Валерьян. Пиши.

После этой трогательной сцены в закрывающемся Домнартворе Морхинин ни с Обабовым, ни с Росюком больше не виделся.

У Лямченко Морхинин пил водку и чуть не плакал, рассказывая историю «Сопрано из Шуи». А Микола, оставаясь главредом газеты «Московская литература», по-прежнему давал ценные указания растяпе Морхинину:

– Вали в альманах к Толобузову. Приготовь снова про 1812 год. Толобузов обязательно возьмет. Написано прилично. История патриотическая, непопулярная нынче. Зато у тебя реклама, шо ты публиковался аж в самом «Нашем попутчике»… Денег заработаешь, пока еще чего-то платят, – настаивал Лямченко.

Пошел бывший оперный хорист с рекомендацией Лямченко и рукописью «Дорохов» к Толобузову. Предавался он по пути размышлениям о своей судьбе. Но только литературная сторона перекосившейся судьбы его и интересовала, до того заразился Валерьян Александрович пагубной писательской страстью. Минувшее призвание, волновавшее некогда сердце, давно рассеялось. Теперь обуяла его, постепенно засасывая и обременяя, новая беда многих легкомысленных и мечтательных людей.