Будущее не продается - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Воронцов cтр.№ 34

— Дурочка, я же тебе будущее предсказал, как ты просила.

— Спасибо. Но я тебя не это будущее просила предсказать. А про твою полную чашу любая женщина знает. Только она наполняется непросто. Представь девушку, не девственницу, но разборчивую в отношениях с парнями: она не просто терпит, неся какому-то дураку свою чашу, она еще и физически страдает от женского одиночества, пока вы вовсю пригубливаете со дна других чаш.

— Не все и пригубливают. Это женский предрассудок — думать, что все настоящие мужики — сластолюбцы. А настоящие — это парни с неутоленной страстью, стесняющиеся взглянуть женщинам в глаза. Они тоже страдают. Но если уж дорвутся до вас…

— Прощай. — Она повернулась и пошла к своему общежитию, находившемуся на углу Добролюбова и Руставели.

Енисеев допил бутылочку, швырнул ее в урну и побрел за Еленой, дабы убедиться, что к ней не пристанет по пути какой-нибудь ночной гуляка. Она шла, не оглядываясь, размахивая сумкой с ноутбуком, но, видимо, чувствовала его присутствие за его спиной, потому что у дверей общежития обернулась и сказала:

— Ладно, будем друзьями. Увидимся у Анатолия?

— У Анатолия или в другом месте. Где-то у меня была последняя визитка… Вот, возьми. Позвони, и твой телефончик у меня отразится.

Елена взяла мятую визитку, встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Привет Наде! — И исчезла за дверями.

Енисеев постоял, закурил, а когда двинулся в путь, вдруг понял, что идти не может, как это часто бывает с пьяными, которые неплохо держатся на людях, но совершенно «разваливаются» в одиночестве. До дому же было не менее двадцати минут ходу. Он стоял, держась за дерево, пока не услышал шум автомобиля. Покачиваясь, Енисеев выбежал к проезжей части и, ослепленный светом фар, замахал рукой, но тут же пожалел об этом. Это был милицейский патруль.

Машина затормозила, в окошко выглянул мент.

— Что случилось? А, Пророк! Загулял в условном заключении? А хорошо ты тому олигарху предсказал! Ты чего?

— Мужики, не подбросите домой? Чего-то идти не могу.

— Ну, еще бы, от тебя такой выхлоп, что я сам запьянел! Может, в вытрезвитель?

— Не, ну какой вытрезвитель? У меня же условный срок. Домой! Я заплачу.

— Ладно, залезай.

— Что за Елена тебе прислала эсэмэску с телефоном? — Надя стояла в головах у Енисеева с его мобильником в руках.

Енисеев с трудом открыл глаза и с еще большим трудом оторвал голову от подушки. Он спал одетый, — спасибо, что без ботинок. В комнате — полумрак. Что это: утро, день, вечер? Шторы задернуты — бог его знает. Наверное, день: Надя планировала вернуться из рейса после полудня.

— Который час? — пролепетал он высохшим языком.

— Кто такая Елена? — повторила свой вопрос Надя.

— Елена? Не знаю.

— А почему она шлет тебе эсэмэски? И откуда знает твой телефон?

Это были тяжелые, жестокие вопросы с похмелья. Какая Елена? Какие эсэмэски? Тут он вспомнил.

— А, Елена? Это писательница. Живет на Добролюбова, в общежитии.

— Ты был у нее в общежитии?

Енисеев задумался. У общежития он был. Да, был. И там она… Память возвращалась к нему постепенно, в шахматном порядке.

— Нет, ни в каком общежитии я не был, — уверенно сказал он. — И вообще, если ты думаешь… ну, в том смысле, что об этом обычно думают… то ничего не было. То есть вообще ничего.

— А почему ты дал ей свой телефон?

— Ну, мы поговорили с ней… В ночном кафе на «Тимирязевской». Она хотела написать обо мне… Я сказал, что не надо…

— И поэтому дал ей телефон?

Енисеев сел на постели, от чего у него в голове качнулась какая-то гиря и перед глазами мелькнули огненные шары, и уставился на Надю. Подобный допрос она ему устраивала впервые. И в мобильник его заглядывала впервые, — а если и заглядывала, то ему об этом не говорила.

— Надюша, ты чего? Я же не проверяю твой телефон. Ну, дал и дал. Что тут такого? Мало ли кому я даю свой номер? Она писатель, с ней есть о чем поговорить…

Надя сунула ему мобильник в руки и села в кресло напротив.

— Эсэмэска пришла несколько минут назад, когда ты спал. Я услышала сигнал и взяла посмотреть: может, что-то важное? Не хотела тебя будить. И увидела еще звонок с того же номера, на который ты не ответил. В начале третьего ночи. Видимо, вы очень интересно поговорили, раз она решила позвонить тебе в такое время.

— Да не в этом дело! Она позвонила, чтобы ее телефон у меня отразился, как мы договорились.

— Ага, значит, это ты первый дал ей телефон. Но она, видишь, волнуется, что ее номер у тебя не отразился, и поэтому послала еще эсэмэску. Вы хотите снова встретиться и еще поговорить?

— Так, погоди, — выставил вперед ладони Енисеев. — Я не так быстро соображаю, как ты задаешь вопросы. Голова не работает. Надо поправиться. Извини.

Он, качнувшись, встал, подошел к бару, стараясь держаться ровно, что ему не очень удалось, взял «мерзавчик» виски и отправился на кухню, чтобы не похмеляться на глазах у Нади. Там Енисеев дрожащей рукой вылил виски в стакан, проглотил, передернувшись, и запил водопроводной водой. В голове немного прояснилось. Он закурил сигарету. В комнате, между тем, раздавался немелодичный перезвон бутылочек. «Бьет она их, что ли?» Енисеев полез в холодильник, где еще оставалась пара «мерзавчиков», и переложил их к себе в карман, чтобы иметь запас на всякий случай. После этого он вернулся в комнату.

Шторы были отдернуты, в окна лился тусклый осенний свет. Злая, оттого еще больше красивая Надя сгребала из бара в полиэтиленовый пакет бутылочки с виски, джином, текилой, коньяком, водкой.

— Ликвидация? — не без сожаления поинтересовался Енисеев.

— Да, ликвидация. Рано или поздно это должно было кончится плохо. Ну, спрашивается: зачем я вслед за другими девчонками таскаю эти бутылочки? Ведь мне они не нужны. Все таскают, и я таскаю. А ты теперь спиваешься этим ворованным виски. Да еще, наверное, писательницу Елену угощаешь. Всё, хватит. Будет мне наука. Пей, если хочешь, но я тебе помогать спиваться не буду. — Она взяла тяжелый погромыхивающий мешок и отнесла его в прихожую.

— На мусорку? То-то бомжам будет счастье!

— Пусть хоть им будет счастье.

Енисеев присел. Виски заиграло в крови, изгоняя из тела похмельную тяжесть и тоску. Продолжать разговор, затеянный Надей, не хотелось, хотелось сидеть с сигаретой у окна, вкушая горьковатый мед похмелья, но и не продолжать было нельзя. Он прочистил горло и сказал:

— Ты спрашиваешь, хотим ли мы снова встретиться и поговорить? А почему нет? Надо же мне с кем-то говорить? Знакомые по прежней жизни меня теперь за версту обходят.