Степан Разин - читать онлайн книгу. Автор: Иван Наживин cтр.№ 27

Море!..

У-у, да какое оно!.. Индо дух захватывает…

Дикой радостью залило казацкие сердца: вот она, страна обетованная!.. Не трогая, обошли они стороной крепостцу Красный Яр и между бесчисленных песчаных островов, где по густым камышам кишмя кишела всякая птица – утки, гуси, кулики, пеликаны, цапли, гагары… – качаясь на морской волне, они пошли прямо на восток… И опять к ночи выбрались они на пустынный берег, разложили огни, наварили себе похлебки с тут же набитой дичиной, и на радостях, с выходом в море, атаман опять поднес молодцам по чарке водки. Над всем табором стояло праздничное, немножко пьяное оживление: море, море, – вон оно, славное море Хвалынское, рай казачий!.. Какая даль!.. Какая ширь!..

У одного из костров было что-то особенно оживленно. Слышались обрывки какой-то никак нелаживающейся песни, спор, ругань, смех, опять налаживанье песни, опять ругань и смех, и опять песня, уже более уверенная. И, наконец, кто-то загорланил:

– Подваливай сюда, ребятушки!.. У нас Васька-сокольник песню новую сложил… Да какую!.. Собирайся все до кучи…

Казаки, кому не лень, подтянулись к огромному яркому костру, – жгли сухие камыши, – вокруг которого слаживалась песня.

– Нехай Васька запевает, а мы потихоньку приставать будем… – весело командовал кто-то. – Ну, Васька!..

И вот на краю бездонных песчаных пустынь, за которыми вставала бледная и огромная луна, над спящим морем, среди красно-золотых дворцов огня, полился чистый, звенящий тенор Васьки:

Ивашка Черноярец – он всю дорогу был что-то скучен – строго поднял обе руки и еще не совсем уверенно вступил хор:

И, когда вслушалась голытьба как следует в простой и широкий напев новорожденной песни, все больше и больше стало вступать в хор голосов. И разрослась песня, и полилась, и заворожила:

– Ай-да Васяга!.. Молодца… – послышались довольные голоса. – А ну еще раз, ребятушки, чтоб покрепче затвердить… Зачинай опять, Васька…

– Стой!.. – остановил вдруг певцов атаман. – За такую песню надо попотчевать… Удружил Васька…

Он выступил к костру с бочонком водки под мышкой и, налив чарку, сам поднесь ее Ваське первому. Тот был смущен и доволен и, хватив чарку, молодцевато сплюнул в сторону, тряхнул золотыми кудрями и проговорил:

– Вот благодарим покорно…

Среди шуток и смеха чарка пошла по кругу.

– А ну, Васька, запевай…

И снова над воровским табором, на грани пустыни и моря, залился, зазвенъл удивительный Васькин тенор:

А у нас-то было, братцы, на тихом Дону…

Степан, потупившись, слушал. Песня эта была для него откровением: она впервые сказала ему о его уже большой силе. В эти мгновения он горделиво чувствовал, что не его несут волны судьбы, а он ведет за собой этих людей, всю их жизнь, он кует их и свою судьбу, что он сам – судьба… И было горделиво на душе, и был он слегка растроган и чуть слышно, но с большим чувством он подтягивал:

В поход выступили поздно, с таким расчетом, чтобы подойти к Яицкому городку – он лежал у самого моря, на правом берегу Яика, – затемно. Степан приказал своей флотилии спрятаться поглуше в камышах, а сам, когда ободняло, с тремя казаками подошел к городским воротам. Крепостца с ее маленьким, в четыреста человек, гарнизоном жила с великим береженьем, всегда начеку: вокруг по степи кочевали враждебные калмыки, и всегда угрожала опасность от какой-нибудь заблудившейся шайки воров, которые на Каспии никогда не переводились.

– Что за люди? Что вам надобно? – спросил казаков со стены стрелецкий голова Иван Яцын, опаленный степными ветрами, рослый мужчина с рассеченной ударом сабли щекой.

– Посадские мы, из Астрахани… – отозвался Степан. – На учугах митрополичьих работаем… Помолиться в церкви Божией хотели у вас…

Стрелецкий голова подумал, а потом велел впустить и опять запереть ворота.

Казаки зашли в единственную церковку городка, постояли немного, потолкались на торгу, и Степан отыскал Федьку Сукнина, своего сослуживца по польскому походу, отчаянного сорви-голову. Федька очень ценил Степана и, сходив разок-другой в море за зипунами, все посылал на Дон к Степану грамоты: «Собирайся к нам, Стенька, возьми Яик-городок, учуги раззори и людей побей… Засядем в нашем городке, а потом пойдем вместе промышлять на море». Еще с Волги степью послал к нему Степан гонца, чтобы тот все подготовил: иду… Они сделали вид, что совсем не знают друг друга – вокруг были «бездельные» люди, – и, только улучив удобную минутку, Федька шепнул:

– Неужели только вчетвером? Эх, ты, горе-атаман…

Степан только усмехнулся, а когда стемнело, Федька с заранее подговоренными стрельцами отворил ворота и вся Степанова станица быстро вошла в город. Со стены бухнула вдруг пушка: раз… два… три… четыре… – то был казачий ясак, весть, что город взят. Стрелецкий голова Яцын защищаться даже и не пытался: он знал о настроениях стрельцов.

– Вот теперь и столиция у нас своя есть… – грохотали казаки и стрельцы, пьянствуя вокруг костров по случаю победы. – Ну-ка, теперь достань нас!..

А чуть поднялось из-за песчаных бурханов степное жаркое солнце и слепящими огнями заиграло синее море, как новая власть вступила в свои права. Степан в это утро был зол с перепоя – он пил часто и помногу, – и, почуяв вчера в песне силу свою, точно захотел он теперь ее испробовать и одновременно утвердить.

За крепостными воротами посадские уже вырыли в песках глубокую яму. Двое стрельцов подвели к ней связанного Ивана Яцына.

– Эй, Чикмаз!..

– Я за него!.. – грубо ответил приземистый, рябой, с синими губами, астраханский стрелец Чикмаз, славившийся своей жестокостью.

– А ну, отправь-ка голову в царство небесное…

– Можно… – обнажая саблю, деловито отвечал Чикмаз.

– Ребята, да за что? – едва выговорил побелевший голова.

– А старое за новое зашло!.. – засмеялся Чикмаз. – Становись, сукин сын, на колени…

– Ребята, вот как пред Истинным…