Отто Шмидт - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Корякин cтр.№ 27

До поры до времени Шмидт выслушивал обоих, не рисуя особых перспектив на будущее. Однако в свете увиденного и пережитого, а также по результатам общения со своими даровитыми подчиненными перед Отто Юльевичем постепенно обозначилось такое поле деятельности, по сравнению с которым все его прежние занятия могли оказаться лишь более или менее успешной прелюдией. Оно было подготовлено многими веками освоения арктического Севера.

В романтическом XIX веке появилась легенда о некоем зове высоких широт, тогда как наших предков на север погнала жестокая нужда, связанная с ухудшение климата на рубеже первого и второго тысячелетий нашей эры. Последовал упадок европейского сельского хозяйства, когда значительная часть населения, не обеспеченная продовольствием, стала покидать места прежнего обитания в поисках лучшей доли. Обитатели Скандинавии бросились на юг, повергнув своим вторжением, грабежами и насилием в ужас население Европы вплоть до Средиземноморья. Со временем, однако, они приспособились к местным условиям и постепенно растворились в новой для себя общественной среде.

Новгородцам это направление оказалось практически недоступным (не считая тех, кто примкнул к походам «из варяг в греки»), поскольку на запад их не пускали такие же оголодавшие скандинавы, а на юг – свои же братья славяне из бассейнов Днепра и Верхней Волги. Свободными для сынов Великого Новгорода оставались лишь пути на северо-восток в бассейны рек Белого моря. К ним вели дороги через волоки на притоках Северной Двины, отчего в летописях эта местность получила название Заволочья. Угро-финские племена, населявшие эту местность, ограниченную с севера ледовитыми морями, в русских летописях описаны как чудь-заволочская. Они первыми повстречали новгородских ушкуйников, прозванных так за свои небольшие лодки-ушкуи, удобные для использования на волоках. Естественно, эти добры молодцы, самые активные, самые рисковые и готовые на все, отправлялись на поиски новой жизни без каких-либо гарантий на лучшую долю. Они были пассионариями – по Л.Н. Гумилеву, – и они были способны на многое. Подобно своим скандинавским собратьям на морях, они не отличались в походах благонравным поведением как друг с другом, так и с аборигенным населением – Средневековье есть Средневековье… Сами землепроходцы-ушкуйники обычно не оставляли отчетов о пройденных дорогах, приберегая информацию о своих открытиях из опасения таких же конкурентов или вмешательства властей, поначалу своих новгородских, а позднее и Москвы. В противоположность этому возникшие позднее на Западе торговые компании, снаряжавшие экспедиции для открытия новых земель и морских путей, спешили известить мир о своих достижениях, исходя из прагматических интересов, прежде всего приоритета в бизнесе. Да и документы на Руси чаще становились добычей огня в деревянных постройках, в то время как в Европе они лучше сохранялись в каменных зданиях.

Визе время появления наших предков на берегах Белого моря относит к XII веку, хотя освоение приморской территории, позднее получившей в России название Поморья, затянулось до второй половины XVI века. Однако, по сведениям «Повести временных лет», в 1096 году новгородцы ходили на Югру и Печору. «Югра же людие есть язык нем и соседят с Самоядью на полуночных странах», – отметил летописец. Источник конца XV века («О человецах незнаемых на восточной стране и о языцах разных») утверждает: «На восточной стране, за Югорьскою землею, над морем, живут люди Самоедь, зовемые Малгомзеи», по имени одного из местных племен. Вскоре пришельцы шагнули дальше на север, за пределы материка. Один из западных источников начала XVII века отмечает: «Русские, плавающие по северному морю, открыли около 107 лет назад остров дотоле неизвестный, обитаемый славянским народом… и подверженный вечной стуже и морозу… Он превосходит величиной остров Кипр и показывается на картах под названием Новая Земля» (Визе, 1948, с. 16).

Быстрое продвижение на северо-восток не было случайным. Пришельцы не могли заниматься здесь привычным земледелием, как на родине. На побережье Белого моря, в землях, получивших название Поморье, их основным занятием становилась охота, рыбная ловля, и только на Печоре обозначились островки земледелия у его северных пределов. Здесь еще в ХV веке возникла Ижемская слобода (у впадения реки Ижма в Цыльму), позже была основана Усть-Цылемская слободка, а в конце XV века возник Пустозерский острог. По мере истощения освоенных охотничьих угодий приходилось искать и осваивать новые, поэтому, раз начавшись, процесс открытия и освоения новых северных территорий становился непрерывным и необратимым. С выходом к морскому побережью началась эксплуатация арктических морей с добычей морского зверя, рыбной ловлей и мореплаванием.

В наших летописях утрачено время начала поморского мореплавания в Арктике. Известные науке источники дают сведения о той поре, когда оно уже успело сложиться: между 1584 и 1598 годами «…ходил москвитин Лука гость со товарищи проведывати Обского устья тремя кочи, и те де люди с великие нужи примерли и осталось тех людей всего четыре человека». Несмотря на такие жертвы, продолжение подобных плаваний позволило Москве в царствование Бориса Годунова заложить административную и хозяйственную базу на реке Таз под названием Мангазея (видимо, по имени одного аборигенного рода) для сбора ясака с местного коренного населения. С основанием Мангазеи плавание в эту область с Белого моря приобрело постоянный характер, причем проходило, выражаясь современными терминами, нередко на судах типа река – море. Так, о плавании четырех кочей летом 1601 года из Холмогор в Мангазею рассказал «…промышленный человек пинежанин Левка Шубин, прозвище Плехан», отметив вынужденную зимовку в Пустозерске, поскольку «…шли до устья Печоры мешкотно, потому что были ветры встрешные и льды великие». Самым интересным куском этого повествования является рассказ о пересечении полуострова Ямал по система рек Мутная – Зеленая с волоком в верховьях, с использованием маломерных паузков для перевозки грузов мелкими партиями («а в павозок клали до четвертей до десяти, четыре пуда четверть»), в то время как сами «кочи тянули канатами же, делаючи вороты». Как новое явление Левка Шубин отметил, что вода в Обской и Тазовской «…в тех обоих губах пресна, а не морская». Другой источник того времени отмечает вариант плавания в Мангазею с использованием совсем короткого волока в основании полуострова Канин: «А волоку Чесского с сажень двадцать», где для перетаскивания судов нанимали оленьи упряжки, принадлежавшие ненецкому роду карачеев. По своему содержанию цитированные источники представляют собой первые русские лоции на западном участке будущего Северного морского пути. Отметим, что на этом этапе освоения трассы в полной мере сохранялись традиции ушкуйников. Имеется в виду использование смешанного пути река – море, что на ту пору успешно решало проблемы освоения отдаленных северных окраин Московии.

Однако археологические раскопки в Мангазее показали, что помимо кочей (типичные для того времени суда река – море) были также корабли открытого моря с несколькими мачтами, непригодные для волоков. Похоже, что именно на них, отправившись однажды на поиски Гренландии, поморы наткнулись на какой-то архипелаг, который и посчитали целью своего плавания. Они именовали его Грумант, теперь он известен под названием Шпицберген. Преимущество кочей заключалось в использовании мелководья по так называемому «водяному заберегу», образующемуся весной, с началом таяния льдов. Видимо, не случайно русское мореплавание начало развиваться в разгар малого ледникового периода, когда широкое распространение льдов умеряло морское волнение, представлявшее для малых судов наибольшую опасность. Таким образом, русское полярное мореплавание в те годы развивалось совсем по иному пути, чем на Западе, со своими достоинствами и недостатками.