Я – снайпер. В боях за Севастополь и Одессу - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Павличенко cтр.№ 23

Тут грянул новый минометный залп, осколки со свистом полетели в разные стороны. Один из них прорезал кожу у меня на голове, с левой стороны, под волосами. Кровь обильно потекла по лбу, залепила левый глаз, попала на губы, и я ощутила ее солоноватый привкус. Мне удалось достать санитарный пакет из кармана на гимнастерке и кое-как обмотать голову бинтом. Кровь пошла меньше, зато подступила боль: рана жгла, саднила и как будто тянула кожу на всей голове.

Предметы, окружающие меня, начали погружаться в туман. Я прижала неисправную винтовку к груди и прислонилась спиной к стенке окопа. Над ним свистели осколки мин и вражеские пули. Где-то сбоку застрочил ротный станковый пулемет, вступила в дело с громким «в-вах!» наша батарея 45-мм пушек. Судя по звукам, румыны пошли в атаку. А я не могла принимать участие в ее отражении. Какие-то странные, тяжелые мысли ворочались в мозгу: «Надо ждать… Надо ждать… Надо ждать…»

– Товарищ сержант, вы живы? – раздался голос санинструктора Лены Палий.

– Жива. Но ранена в голову.

– Ах ты, господи! Сейчас я вам помогу…

Капитан Сергиенко, увидев мое лицо и гимнастерку, залитые кровью, и перебинтованную голову, приказал Лене тотчас ехать со мной в дивизионный медсанбат, поскольку там врачи лучше. К тому же МСБ № 47, приписанный к 25-й дивизии, находился всего в пяти километрах от позиций 54-го полка. Именная моя винтовка, которую я по-прежнему не выпускала из рук, внезапно сослужила добрую службу. На сортировочном пункте медсанбата Лена Палий указала на надпись на металлической трубке прицела и заявила, что сержанта второй роты первого батальона 54-го полка Людмилу Павличенко лично знает сам генерал-майор Петров, командующий Приморской армии. Военврач, не задав ни единого вопроса, вручил ей красный талон, что означало направление на срочную операцию.

Медики отдали мне этот осколок.

Он имел вид плоского, почерневшего кусочка металла длиной чуть больше спички, с острыми, зазубренными краями. Будь траектория его полета ниже, не знаю, что случилось бы со мной. Лежала бы, наверное, с пробитой головой в сырой земле на кладбище возле деревни Татарка, как полторы сотни моих однополчан. Там, где остался наш храбрый командир роты лейтенант Воронин и мой подчиненный красноармеец Базарбаев, отличный стрелок и добрый человек. Мы похоронили их поздним вечером 11 октября, когда сражение стихло и румыны отошли на прежние свои позиции.

Плохо помню, как проходила операция. Но вид после нее у меня был совсем не боевой: половину волос выстригли, кожу замазали зеленкой, после извлечения осколка на рану наложили швы и голову перебинтовали. Когда действие препарата «морфин» прекратилось, боль снова подступила. Болели виски, затылок, само место извлечения осколка, началось сильное головокружение. Хирург сказал, что не может быть и речи о немедленном возвращении в полк. Предстояло провести в медсанбате десять – двенадцать дней.

Однако я относилась к «ходячим» пациентам. Через день, 15 октября, мне уже разрешили выйти на прогулку. Я надела шинель в рукава, на перебинтованную голову водрузила пилотку и отправилась осматривать окрестности и дышать свежим воздухом.

Еще 14 октября на голубом небе ярко сияло солнце и согревало своими лучами степные пространства вокруг Одессы. Но 15-го теплая хрустальная черноморская осень вдруг кончилась. Горизонт заволокли низкие свинцово-серые тучи, подул холодный северный ветер. Вскоре первые капли дождя упали на клумбы и дорожки уютного сквера, который окружал сельскую школу. Медсанбат № 47 удобно расположился в ее здании, и это являлось большой удачей. Гораздо чаще армейские медицинские учреждения развертывались либо в поле, либо в лесу в больших брезентовых палатках. В них и сортировали раненых, и оперировали их, и долечивали. Тяжелых больных с ампутациями, ожогами, переломами отправляли в глубокий тыл на санитарных машинах. Выйдя из школы, я наблюдала, как грузят носилки с ними на две «полуторки» с красными крестами на бортах. Машины ушли по дороге на Одессу, их ждали в порту морские транспортные суда.

Война к сельской школе пока не добралась, но напоминала о себе отдаленной канонадой, гремевшей где-то на западе и юго-западе. Судя по мощному рокоту, вели огонь наши береговые батареи и дальнобойные орудия кораблей Черноморского флота. Иногда в этот хор вступали пушки калибром поменьше – с двух бронепоездов, которые обстреливали позиции фашистов, подойдя к ним на близкое расстояние.

Под ногами у меня шуршали опавшие листья. Кусты шиповника и кизила растеряли их совсем недавно, и теперь сиротливо протягивали к небу тонкие черные ветви. Можжевельник стоял зеленой стеной, не страшась ни ветра, ни дождя. На клумбах, где росли гладиолусы, тюльпаны и розы, темнела коричневая земля. Кто-то, несмотря на бомбежки и артобстрелы, ухаживал за сквером и вскопал ее день или два назад. Упорство и трудолюбие людей, не желающих мириться с военным хаосом, вызывало уважение. Я подобрала скрученный сухой багряно-желтый лист и попыталась расправить его пальцами. Лист не поддавался. Жизнь его кончилась, увы!

Через распахнутые ворота в сквер заехала генеральская легковая машина, выкрашенная в защитный цвет, и двинулась к школе. На такой обычно ездил генерал-майор Петров. Я подошла к дорожке и встала по стойке «смирно», приложив руку к пилотке. «Эмка» остановилась почти рядом со мной. Из нее действительно вышел командующий Приморской армией Иван Ефимович Петров и обратился ко мне:

– Людмила, ты что тут делаешь?

– Нахожусь на излечении, товарищ генерал-майор.

– Ранена в голову? – он подошел ко мне.

– Так точно, товарищ генерал-майор.

– Давно?

– Никак нет. Тринадцатого октября, на позициях первого батальона у деревни Татарка. Отражали атаку румынской пехоты, и вот осколок мины…

– Почему каску не носишь, дочка? – строго спросил генерал-майор.

– Это случайно вышло, Иван Ефимович.

– Лечат хорошо? – поинтересовался Петров.

– Превосходно! – доложила я.

– А теперь собирайся, Люда. Плывем в Севастополь. На кораблях.

– А как же любимая, родная нам всем Одесса, Иван Ефимович?! – не удержалась я от горестного восклицания. – Неужели отдадим город фашистам на разграбление и поругание? Ведь они тут камня на камне не оставят…

– Таков приказ Ставки, Людмила, – решив как-то утешить меня, Петров по-отечески коснулся моего плеча рукой. – Ты же понимаешь, долг солдата – всегда точно исполнять приказы… Мой тебе приказ: не унывать, верить в победу, сражаться смело. Кстати говоря, сколько врагов сейчас на твоем счету?

– Сто восемьдесят семь.

– Да ты просто молодец! – воскликнул генерал-майор с искренним восхищением. – Хорошо стреляешь…

– Так ведь густыми цепями в атаку идут, идиоты, – сказала я, подумав, что Петров ждет объяснений такому обстоятельству. – Даже промазать по ним трудно.

Получив назначение на высокий пост главнокомандующего Приморской армией, Иван Ефимович совсем не изменился. Он остался скромным, спокойным, сдержанным человеком и думал не столько о власти над людьми, данной ему этой должностью, сколько о своей ответственности за них. На его плечи тогда легла очень трудная задача: эвакуация всех воинских соединений из Одессы в Севастополь по морю. Подготовить ее требовалось в кратчайшие сроки, тайно от противника, не позволив ему преследовать наши уходящие полки. Целыми днями он колесил на автомашине по позициям Одесского оборонительного района, проверяя, как идет подготовка к операции в разных армейских частях. Лицо его сейчас было усталым, серым от дорожной пыли. Но мои слова он воспринял как шутку, и она ему понравилась. В глазах генерала мелькнули озорные искорки. Он рассмеялся.