Остатки усадьбы Тереньга в одноименном поселке, районном центре Ульяновской области, навещает призрак ее последней владелицы Екатерины Максимилиановны Перси-Френч, чьим отцом был потомок древнего ирландского рода, а матерью – дворянка Симбирской губернии. Поместье досталось Екатерине Максимилиановне в 1899 г. от бездетной двоюродной бабушки, чей отец генерал А.Н. Скребицкий в свою очередь унаследовал Тереньгу от Голицыных.
Генерал выкопал в усадьбе подземные ходы то ли на случай войн и мятежей, то ли в качестве тайников для сокровищ. Однако войны не грянули, а сокровища куда-то улетучились, поэтому Скребицкий, посоветовавшись с Нармацким, Харитоновым и другими знатоками подземелий, решил использовать их по прямому назначению. В стенах он проделал ниши для замуровывания крепостных девушек, а в залах установил орудия инквизиции. Говорят, Харитонов посетил Тереньгу перед финской ссылкой, и генерал с гордостью продемонстрировал ему специально выписанную из Франции гильотину. Восхищенный старообрядец очень жалел, что вера не позволяет ему ступить на путь революционного террора.
Новая хозяйка Тереньги отличалась веселым и бойким характером. Как и все ирландки, она любила песни и пляски, скакала на коне не хуже Айзы из Ярославля, но, в отличие от нее, могла переплыть всю реку, а не только половину. В своей усадьбе Перси-Френч устроила винокуренный завод и привела в надлежащий вид подземелья, разломав гильотину и очистив стены от цепей и скелетов. Но дворянские замашки ей изжить не удалось. Она имела привычку передвигаться тайком под землей и неожиданно выскакивать перед носом у суеверных мужиков и баб. Те в страхе разбегались, а узнав, в чем дело, злобно ворчали на барские капризы.
Народный гнев ничего хорошего ирландке не сулил. Когда в конце 1917 г. она вернулась в Симбирск из Петрограда, ее имение было полностью разграблено. «Варвары, – жаловалась Екатерина Максимилиановна в одном из писем, – набросились на мои поместья, на плоды моего многолетнего труда и за три дня разрушили храм созидания, искусства, науки и благородства, на восстановление которого уйдет три столетия…» Среди плодов храма благородства сильнее всего пострадал винокуренный завод. Симбирский военно-революционный комитет изъял из его погребов коллекцию марочных вин в 3000 бутылок, да еще имел наглость свалить вину на призраков жертв, замученных Скребицким.
Выйдя из тюрьмы зимой 1920 г., Перси-Френч навсегда покинула свою вторую родину. Но подземелья остались. И вот перед посетителями разоренной усадьбы стала выплывать из-под земли полупрозрачная фигура в старинном женском платье, с высокой прической. Ирландка опять взялась за свое! Однако современных посельчан ей не запугать. Недавно две школьницы навели на призрака фотообъектив и нажали на спуск. Вспышка подействовала на Перси-Френч так же, как брошенная близнецами подушка на Симона де Кентервиля. Привидение удалилось в подземелье, где предалось ностальгическим размышлениям.
Дом М.Л. Шелихова в Астрахани. Фото начала XX в.
Но и туда добрались усердные посельчане! Провалившись пару раз под землю и нащупав старинные монеты, они поняли, что Скребицкий террором не ограничился и припрятал-таки генеральские сокровища. Срочно составили карту тоннелей, и в Тереньгу потянулись охотники за кладами
[51].
Русь испокон веков славилась чудаками и оригиналами, ничуть не уступавшими английским. Злой Джимми из Лоутера пытался сохранить труп умершей любовницы. Астраханский рыбопромышленник Михаил Акимович Шелихов приказал изваять в камне статую безвременно почившей дочери и попросил медиума вдохнуть в нее жизнь. Медиум промахнулся. Статуя не ожила, хотя Шелихов проводил рядом с ней все свободное время, гладил ее лицо, укладывал в постель. А извлеченная с того света душа дочки угодила в бывший особняк ее отца (Красная набережная, 45), где она горько плакала, расхаживала по коридорам и заглядывала в палаты туберкулезного диспансера (она умерла от чахотки). Недовольным больным она поясняла: «Я живу здесь всегда, это мой дом». В 2008 г. особняк Шелихова был передан картинной галерее и музею. Теперь призрак хочешь не хочешь должен маскироваться под статую.
Обессмертил свою дочь в камне и Арсений Васильевич Марков из Нижнего Новгорода. Девушка ничем не болела, но была хромой и горбатой, поэтому отец ограничился барельефами, изображающими девичье лицо. Барельефы украсили вестибюль его дома (улица Ильинская, 61), где одно время тоже находился туберкулезный диспансер.
Сам же хозяин так и не сумел привыкнуть к новому роскошному жилищу. Купец Марков происходил из разбогатевших ямщиков и от прежней жизни сохранил множество причуд. Он любил заглянуть в соседний кабачок, побуянить, закатить скандал, побить посуду и стекла. Возместив ущерб, он шел домой, но, не дойдя до парадной двери, заворачивал на конюшню, где и укладывался спать. Домашние всячески его стыдили и звали ночевать в дом. Вняв упрекам, Арсений Васильевич придумал компромиссный вариант. Он втащил в дом своего любимого коня, напоил его из ведра шампанским и улегся с ним в обнимку
[52]. Думаю, в призрачном виде куролесит в нижегородском доме именно Марков, а не его дочь.
Московский дом номер 17 по Тверскому бульвару прославили сразу три оригинала. Первым был майор К.И. Осташевский, устроивший при нем сад с затеями – «китайский домик, греческий храм, готическая башня, крестьянская изба, гуси и павлины, живая горная коза, деревянный русский баран, пруд, мостики, плоты, шлюпки и даже военный корабль» (Загоскин, «Москва и москвичи»)
[53]. Вторым – генерал И.К. Лукаш. Его жена заболела чахоткой, и он по совету врачей поселил ее на зиму в садовой беседке, так что к весне бедная женщина преставилась (это не чудаковатость, а обыкновенная глупость).
Затем участок приобрела Варвара Петровна Крекшина, вдова синодального секретаря И.А. Пуколова и бывшая любовница графа А.А. Аракчеева. Сплетню об Аракчееве оставим на совести Вигеля, недолюбливавшего графа и называвшего Крекшину «полненькой, кругленькой, беленькой бесстыдницей». На Тверском бульваре Варвара Петровна возвела новый дом, на бельэтаже которого в 1860-х гг. собирался клуб московской художественной интеллигенции.
Сама хозяйка предпочитала жить на Поварской улице, где предавалась чудачествам, дни и ночи напролет устраивая званые приемы и играя с друзьями в карты. Французская гадалка Мария Ленорман, чьи пророчества отравили жизнь многим знаменитостям – от Марии Антуанетты до Наполеона, предсказала Варваре Петровне смерть в своей постели. Казалось бы, что тут такого? Пощадила гадалка Крекшину, не стала пугать ее гильотинами и крахами империй. Но русская чудачка рассудила иначе и дала зарок не укладываться в свою постель.