Никогда, никому не рассказывал потом завотделением, ЧТО ОТКРЫЛОСЬ ЕГО ВЗОРУ.
Разбросанные упаковки плазмы, лужа крови на полу, а в ней извивающаяся, раздувшаяся, как гора, пиявка – красная, алчно сосущая, ненасытная.
Кругом кричали: она совсем спятила! Как она проникла сюда? Кто ее пропустил на территорию госпиталя? У нее припадок, это истерия!
Медбратья бросились на старшую медсестру Багрову, заломили ей руки за спину, прижали к полу.
А ОН, завотделением, ничего этого не видел – только кровавые брызги, только извивающуюся багровую тварь…
Пиявка, кровосос, UPIR…
УПЫРЬ…
ЭТО ЖЕ КАМЕННЫЙ ВЕК, СРЕДНЕВЕКОВЬЕ…
А ТЫ… ВЕРИШЬ В РАЙ НЕБЕСНЫЙ?
А ТЫ ВЕРИШЬ…
– Вызывайте бригаду из Ганнушкина! Сделайте же ей укол скорей! Черт, она меня ногтями!
Шприц с тройной дозой успокоительного оказался в руках завотделением. Игла… Это не поможет. Разве шприц – это оружие против…
Укол был сделан в шею, старшая… теперь уже бывшая медсестра дернулась, как будто ее ужалили. Из груди ее вырвался вопль – так кричат сумасшедшие, когда на них надевают смирительную рубашку.
Глава 33
Засада
За Андреем Угаровым оперативники отправились сразу по двум адресам: на Таллинскую улицу, где он проживал, и в Теплый Стан на улицу Академика Виноградова, где в новой высотке жила Анна Гаррис. После проверки оказалось, что обе квартиры – пусты. На Таллинской квартиру просто вскрыли с понятыми, осмотрели и оставили засаду. На улице Академика Виноградова все было сложнее.
– Хозяйка на работе, уехала на своей машине, вон место ее парковочное в подземке пустует, – отвечала консьержка. – У нее двушка на пятом, хорошая, просторная, – для одной в самый раз, только она не одна, дружок у нее молодой завелся. Тут на днях вместе их видела. Сейчас как? Сейчас нет, я ж говорю – сама на работе, приезжает обычно в девять, а то и позже, смотря какие пробки, здесь у нас порой такое светопреставление с этими пробками бывает. Водители из машин выходят, курят – все стоят в оба конца.
С разговорчивой консьержкой внизу оставили сотрудника милиции – под видом электрика. Квартиру вскрывать не стали. Хозяйку и Угарова (если придет) решено было дожидаться на этажах: на третьем и на шестом дежурили оперативники.
Время шло.
Из окон многоэтажки, стоявшей на юру, были, видны только стройки – неподвижные краны, скелеты домов, зеленые щиты, отгораживающие МКАД, и яркий оранжевый закат, съедаемый наползающими со всех сторон тучами.
В девять часов вечера снова начался дождь. Сквозь его пелену было видно, как во двор въехал новенький «Крассовер». Анна Гаррис вернулась с работы одна.
В окнах ее квартиры зажегся свет. Через дверь был слышен телевизор: новости по Первому каналу. Телевизор работал до одиннадцати, потом его выключили. Свет погас на кухне и в одной из комнат: Анна Гаррис переместилась в спальню.
И в этот момент снизу, из «будки» консьержки, дежуривший там оперативник доложил:
– Он возле подъезда. Его машины не видно.
Писк домофона. Анна Гаррис что-то не торопилась открывать – может, была в ванной, а может, в туалете зависла. Снова нетерпеливый сигнал.
– Пусть консьержка открывает, впустите его, а то может уйти, – приказал старший группы захвата. – Пусть поднимается, мы его встретим.
По знаку «электрика» встревоженная не на шутку происходящим консьержка нажала на кнопку домофона и открыла дверь подъезда. Возможно, в этой нелепой поспешности, в желании поскорее заманить ЕГО внутрь и крылась та роковая ошибка, от которой, увы, не застрахованы любые спецоперации.
Угаров вошел в подъезд, поднялся мимо «будки» консьержки к лифту. «Электрик», не получивший приказа на личное задержание, лишь наблюдал за ним через стекло. Вид фигуранта ему чрезвычайно не понравился и одновременно укрепил в мысли, что это ТОТ САМЫЙ, и никто иной.
С Угарова ручьем текла вода. Он вызвал лифт и достал из кармана мобильный, набрал номер в одно касание. В квартире Анны Гаррис наверху заиграл, запел телефон – рок-н-ролл, веселая квартирка!
Лифт поднимался на пятый этаж, оперативники ждали. Остановился, двери открылись.
– Алло, Андрюш, это ты, прости, я в душе была, не слышала звонка.
Женский голос в мобильном телефоне. Угаров позвонил в дверь, не отвечая.
– Алло, ты где? Подожди, кто-то звонит в дверь. Бегу, бегу… Кто там?
– Я, – ответил Угаров в трубку.
Анна распахнула дверь. Она была в махровой простыне, с мокрыми волосами. Увидела его на пороге и…
– Что с тобой? У тебя такой вид… Где ты был, что-то с машиной, да? Ты весь в грязи…
Ее зрачки расширились – удивление, страх, тревога: за спиной Угарова у лифта она увидела троих незнакомцев. Они появились бесшумно – с верхней и с нижней лестниц.
– Что происходит?!
Угаров обернулся и… У него был один путь, как им всем тогда казалось, в ее квартиру – и попытаться захлопнуть за собой дверь, но эту возможность они отлично предусмотрели. Но он не сделал того, чего они ожидали. Они недооценили его.
Удар! В тесном пространстве лестничной клетки его тело развернулось, и старший группы захвата, получив сокрушительный удар ногой в челюсть, повалился на своих коллег. Угаров, не разбирая дороги, прыгнул вперед, наступив на тело упавшего. Крик боли, возня…
И вот он уже на лестнице.
– Стой! Стреляю!
Предупредительный вверх, как и положено по уставу, а драгоценные секунды потеряны…
– Стой!!
Снизу на шум выстрелов уже мчался «электрик», расстегивая на ходу кобуру. Сверху по лестнице бегом спускались оперативники. На площадке третьего этажа Угаров, зажатый в клещи, остановился.
Выстрел!
ГДЕ, КОГДА ЭТО УЖЕ БЫЛО?
НА КОГО ШЛА ОХОТА?
Выстрел! Треск разбитой плитки на полу у самых ног. Его не хотели убивать, его собирались взять живым.
ВЫСТРЕЛ!
КТО-ТО БЕЖИТ ПО ДОРОГЕ – СРЕДИ ПЫЛИ, ГАРИ, СРЕДИ ЭТОГО ОРАНЖЕВОГО ЗНОЯ…
Выбив плечом стекло на площадке третьего этажа, Угаров прыгнул вниз – не глядя, не разбирая, что под ним – кусты, припаркованные машины, мокрый асфальт:
Он упал плашмя на крышу «Тойоты», и она прогнулась, смялась. Оперативники думали, что он расшибся и уже не поднимется. Но они и здесь его недооценили.
Звон разбитого стекла. Угаров был на ногах у машины, его шатало, через высаженное боковое стекло он открыл дверь «Тойоты», рванул на себя.
– В голову не стреляй! – успел крикнуть старший группы подоспевшему «электрику», который уже вскинул пистолет.