Дело марсианцев - читать онлайн книгу. Автор: Олег Никитин cтр.№ 44

– Держи бешмет! – крикнул Тихон и стянул верхнюю одежду. – Я уж и так взопрел, будто конь.

– Мог бы и раньше предложить, ирод!

Манефа звонко стучала зубами от холода. Ухватившись за прутья каркаса, она привстала в гондоле и кое-как натянула Тихонов бешмет.

– Почитай-ка мне стихи для успокоения, дурачок.

Девушка вдруг пригнулась и пробралась в среднюю часть аппарата, а потом отыскала какие-то балки и вскарабкалась на короб позади Тихона, тот лишь крякнул от изумления. Сидеть там, наверное, даже несмотря на деревянную жесткость, было все-таки лучше, чем болтаться в корзине. И держаться нашлось за что, как убедился поэт, обернувшись. Только бы голову ей не снесло винтами! Ну да смекнет, поди, что вскакивать опасно для жизни.

– А ты смелая, – восхитился Тихон. – Ладно, слушай.

Последние строки поэмы он уже почти кричал, так грохотало вокруг. Пара молний треснула совсем недалеко, найдя цель среди леса и озарив пейзаж мертвым сиянием. Было дьявольски страшно и вдохновенно!

Не успело стихотворение подойти к развязке, как Тихон ощутил на животе ледяные ладошки Манефы. Жестокая судорога сотрясла поэта, первым желанием стало пресечь поползновения пьяной девицы. Но руки его остались неподвижно лежать на рычагах, а в голове возникла сцена на балконе, когда он по собственной тупости лишился расположения возлюбленной!

Небеса были так близко, почти как девичье тело, а люди и придуманные ими нравы – так далеко.

– Мне холодно, – прошептала Манефа и почти слилась с поэтом.

Руки ее втиснулись между бедер летуна, и в паху его разлилась жестокая смесь льда и пламени. Дева плавными движениями принялась тешить плоть бедного поэта, отчего сознание у того почти отлетело во мрак, оставив вместо себя грохочущую пустоту. И сама Манефа не сидела, а с короткими вздохами приподнималась и вновь садилась на короб с шестеренками, опаляя поэта грудью и даже зубами – когда дотягивалась.

Внезапно мир взорвался ослепительным голубым пламенем, а воздухолет как будто очутился в сияющем коконе. Волна жаркого ветра ударила в лицо Тихона, и волосы на его теле от ног до макушки превратились в ежовые иглы. Одновременно в паху разверзся вулкан с огненной лавою.

Позади безумно вскрикнула гривуазная Манефа, и захохотала демонически, и воздела к тучам обнаженные тонкие руки, будто молясь языческим богам. Хляби небесные приняли ее жертву и одарили жестоким ливнем и грохотом, исполинской иглой проткнувшим немой искрящийся кокон вокруг воздухолета.

И ветер от лопастей ослаб, потому что вращались они уже не так споро, и черная земля стремительно надвинулась на аппарат, и сосновые ветви хлестко ударили по летунам, вслед за чем сомкнулись над ними с погребальным шелестом.

На мокрой и твердой земле, среди колких кустов и под обильным дождем, оказалось очень несладко. Тихон понял, что лишь чудом не лишился рассудка при ударе молнии, в тот самый момент, когда Манефа завершила свои «ручные» труды бодрым пожатием. Еще и падение добавило! Будь поэт в здравом уме, одно только оно могло в одночасье превратить его в седого старца.

Повезло, что лопасти аппарата зацепились за ветви и не дали летунам с размаху врезаться в почву. Каково при этом пришлось самому воздухолету, в темноте было не разобрать. И Манефы, опять же, видно не было! Кажется, она воспользовалась упитанным туловищем поэта, чтобы не соприкасаться сразу с землею, а затем, пока он потерянно слушал гул грозы и ловил открытым ртом дождевую воду, куда-то бодро отползла.

– Ну наконец-то! – услыхал Тихон ее радостный возглас.

– Ты где? – вскинулся он. – Где мы, куда ты пошла?

Он начал быстро замерзать. Хорошо еще, ветер тут был далеко не так силен, как под тучами, но зубы графа Балиора уже принялись выбивать дробь. Эх, бешмет бы сейчас, пусть бы и мокрый! Но не отнимешь же его у бедной девицы. Да и где она, черт побери?

Тихон попробовал встать и моментально ударился макушкой о деревянную деталь воздухолета, скорее всего лопасть. Одна ладонь у него, к счастью, нащупала котомку со спасательным снаряжением, а вторая – повалившееся набок колесо аппарата. Очевидно, ось его была сломана. А вот колено Тихона уперлось в одну из педалей. Словом, он погряз в раскоряченном воздухолете по самые уши, и следующие пару минут бережно выпрастывался из пут, стараясь больше ничего не повредить, особенно у себя.

– Манефа!

– Иди сюда! – услышал он девичий отклик.

Ничего не оставалось, кроме как пойти на звук, не валяться же в сырости, тревожась за бывшую пленницу. Разводя черные кусты руками и морщась от потоков ледяной влаги, Тихон двинулся вперед и черед десять-двадцать саженей выбрался на опушку.

– Ну, что застыл?

Манефа дожидалась поэта под разлапистой сосною, и при его появлении взяла под руку и чуть ли не силком поволокла еще дальше. В этот миг вспыхнула очередная молния, уже не такая близкая, как предыдущие – но ее далекого света хватило, чтобы увидеть посреди поляны черный бревенчатый дом под простой двускатной крышей, с трубою, окном и дверью. Могучая куриная лапа с исполинскими желтыми когтями, по счастью, под избой не наблюдалась.

– Что это? – просипел Тихон в смятении.

– Охотничий домик князя Струйского, остолоп! Никогда тут не бывал, что ли?

– Да как же?.. Разве можно туда? А ежели там егерь?

– Замолчи, дурак, – разозлилась девушка и дернула Тихона за рукав, увлекая к жилищу. – Кому сейчас какое дело, укроемся мы внутри или нет? Ты что, ополоумел совсем? Ладно, черт с тобой, иди прячься под своим воздухолетом, а я под крышей переночую. Зачем только звала балбеса эдакого! На, забери свой дурацкий бешмет!

Она скинула Тихонову одежду и побежала к избушке, ничуть не боясь во мраке споткнуться об кочку. Поэт плюнул и подобрал вещь, разбухшую от воды – хоть выжимай. Зачем она теперь нужна, в самом деле! А потом пошел вслед за взбалмошной девицею с чувством искренней радости, что в этаком мрачном и сыром месте отыскалось укрытие. Есть там егерь или нет, разницы никакой – отказать в гостеприимстве графу Балиору с дочерью Петра Дидимова не посмеет никто.

Избушка казалась вполне новой и крепкой, пригодной для приема гостей его сиятельства, князя Струйского. Вслед за Манефой, которая была тут, видимо, не в первый раз, поэт не пригибаясь вошел в темные сени, споткнувшись о сноп сена, миновал их и замер на пороге, не решаясь войти внутрь.