Дело марсианцев - читать онлайн книгу. Автор: Олег Никитин cтр.№ 31

– Комендант ничего иного не сказывал?

– Буженинов-то? Молчит аки рыба, да только не все с умыканием чисто… – Ярыга огляделся, будто заговорщик – видать, проверенные сведения показались честному пьянице недостаточным товаром за коновку дорогого вина, вот и решил восполнить пробел откровенными плевами. – Слыхали от жандарма, что дознание с ним проводил, будто бы той ночью в Собрание еще какие-то злоумышленники пробрались. Или только хотели, а их спугнул кто-то.

– Кто такие?

– Бабушка надвое сказала, ваше сиятельство… Всяк знает, что Манефу Дидимову марсианцы похитили, и говорить более нечего. Даже комендант в том нимало не сомневается! Свидетелей сыскалось не один десяток, кто воздухолет лично в небе наблюдал, и девицу в нем. И вы, сударь, не сомневайтесь. А кто там и за какой надобностью в Собрание пробирался, дела не меняет… Может, то еще с предыдущей ночи следы их остались, кому придет в голову в день машкерада туда пробираться? Мало лихоимцев ли на улицах?

– Следы, говоришь? И где их видали?

– Чего не знаю, того врать не буду, – с сожалением проговорил Парнушин и понюхал пустую кружку.

– Манефа Дидимова, значит, пока не найдена, – подытожил Тихон со смешанным чувством.

Как влюбленному в девицу, ему страстно желалось, чтобы она как можно быстрее воротилась в отчий дом и была тем самым избавлена от общества злобных татей. С другой же стороны, ее появление грозило разоблачением Акинфию и безнадежной утратою ста пятидесяти или более золотых рублей. Отдавать их в лапы злодеев, жестоко ранивших механика, было досадно.

Вся мешанина противоречивых эмоций отразилась на простодушном лице поэта, что вызвало нездоровый интерес бывшего купца:

– О том заведомо нельзя утверждать. Может, она тайно в отчий дом переправлена? Девица все-таки знатная, пересуды о таком приключении ей не к лицу… Да никак вы, сударь, подобно всем прочим юношам по барышне Дидимовой сохнете?

– То не твое дело, – отрезал Тихон.

– Оно конечно… Утешайтесь, однако, что вами последним ее прелестный лик был наблюдаем, – хмыкнул Парнушин.

– Все-то вы знаете, проныры, – в досаде заметил граф Балиор и отвернулся в сторону окну.

В этот день оно было довольно чисто – видать, супруга трактирщика вытерла копоть тряпкою, что случалось не так уж часто. Тихон в задумчивости отхлебнул чаю и стал было планировать дальнейшие поступки, отрешившись от сопения бывшего купца, скрипа колес, криков извозчиков и прочих шумов. Однако толком покумекать не вышло – глаз самым краешком уловил что-то необыкновенно знакомое.

Из парикмахерской француза Пьера, что находилась в десяти саженях, наискосок на другой стороне улицы, помахивая тростью вышел молодой франт в плаще самого модного в Париже цвета caca-dauphine. На свой скромный короткий парик он нахлобучил шляпу à la quaker. Подняв недовольную физиономию к низким серым небесам, он вытянул ладонь, будто опасаясь моментального ливня, а затем поправил и без того идеальные белые локоны.

Тут-то в сознании Тихона и прозвучал неслышимый щелчок. Если до этого он рассеянно оглядывал всю улицу, почти не видя ни людей, ни экипажи, то в малую секунду образ молодого хлыща совместился в его голове с одним из ночных татей. Тонкие усики и острый, будто целиком костистый нос!

Одним глотком осушив коновку с холодным чаем, поэт с треском вскочил со стула и кинулся к выходу из трактира.

– Деньги! – вскричал ему вслед кравчий.

– Запиши на мой счет!

Ему не впервой было покидать заведение так поспешно, разве что раньше он почти всегда был сильно пьян и просто опасался за сохранность меблировки и здоровья надоедливых посетителей.

Выскочив наружу, Тихон успел заметить, как хлыщ, небрежно постукивая тростью по сосновым доскам, удаляется в противоположную от Главного проспекта сторону. Увильнув от кареты, поэт перебежал улицу и быстрым шагом стал настигать татя. Отчего-то ему казалось, что другой такой мерзкой физиономии в целой губернии не сыскать, а потому и сомнений в опознании быть не может.

Он собирался неслышно настичь врага и огорошить того рывком за плечо, чтобы увидеть, как на роже кошевника расползается страх и отчаяние, но тот словно почуял звериным нюхом близкую опасность и обернулся. А может, расслышал звонкие причитания извозчика, что едва не переехал графа Балиора, и решил поглядеть, что за его спиной происходит.

Действия татя были мгновенными: нимало не промедлив, он помчался прочь от Тихона, позабыв обо всякой щеголеватости.

– Стой, мерзавец! – вырвалось у поэта.

Упустить негодяя было никак невозможно, и Тихону пришлось помчаться за ним что было сил. Уже через полминуты он покрылся обильным потом и почуял предательскую слабость в ногах, но ходу не сбавил, потому как врагу не удавалось от него оторваться – и надежда настичь татя подогревала азарт преследования наподобие ловитвы. Да и досадно было бы признаться в собственной слабости.

Тяжелые часы больно били поэта в пах, и пришлось зажать их в ладони. Этой же рукою он придавил к бедру шпагу – сдергивать ее с пояса было рискованно, еще прикончишь в горячке мерзкого усача.

Прохожие шарахались в стороны, а дети с гувернантками так и кричали, показывая ручонками на бегущих по улице безумцев и призывая на помощь жандарма.

– Держи вора! – завопил Тихон. Он уже задыхался от гонки и понял, что пора призвать на помощь посторонних. – Он украл у меня золотой червонец! Половину в награду, кто его завалит!

– Это убийца! – услыхал он в ответ от врага. – Спасите, он хочет заколоть меня! Он всех прирежет, берегитесь!

– Проклятый ворюга!

– Остановите убийцу!

Мимо промелькнула богадельня с десятком испуганных стариков на скамьях подле ее входа, потом каланча, лавка пимоката, а сразу вслед за нею кошевник снова обернулся и оценил подвижность Тихона. Прохожих почти не было, да и те жались по стенам и не собирались вмешиваться в погоню. Это вынудило усатого резко сменить тактику. Он вдруг свернул в проулок между домами и пропал из виду, но Тихон не замедлил бега, хотя пот уже застил ему глаза, а легкие шумели как мехи – нет, он живо представлял муки Манефы и страдания раненого друга, что вливало в него добавочные силы. Злодей должен быть пойман!

Придержав свободной от часов и шпаги рукой спадающий на ходу парик, Тихон свернул в тот же вонючий закуток и был встречен мощным ударом трости в лоб. По счастью, руку он опустить не успел, да и съехавшая на лоб шляпа смягчила удар. Поэт исхитрился вцепиться в трость и дернул ее на себя, отчего тать потерял равновесие и поскользнулся на отбросах.

– Попался, изверг! – свирепо взвыл поэт и занес трофейную трость, вознамерившись припечатать врага по макушке и разом обездвижить его.

Но не тут-то было. Хоть и поскользнувшись, тать не утратил звериной гибкости, только аглицкую шляпу потерял – головной убор после замысловатого движения отлетел в сторону и покатился по грязи. Сам же злодей изловчился и ударил Тихона ногою в колено, отпрыгнул прочь и вновь припустил по узкому проулку. Парик у него при этом едва не слетел, но он прижал его пятерней.