Точно, акцент присутствовал. Но вот какой? Что-то очень знакомое…
– Вопросы здесь задаю я! – все так же резко сказал Евгений. – А вы, если хотите жить, должны отвечать на них кратко и быстро. Я повторяю: имя, должность?
Но обмякнув, абориген присутствия духа не потерял. Он начал злобно ругаться и в первые секунды Миронов даже не понимал языка, на котором ругань происходила. Но потом сообразил: на украинском! Хохол! Он-то как сюда попал?
Однако вида, что национальность пленника опознана, Евгений подавать не стал. Еще не хватало дать понять, что перед ним русские! Совсем распоясается! Поэтому он продолжал по-немецки все тем же лающим тоном:
– Не понимаю вашего собачьего языка! Говорите на немецком! Имя, должность?
– Так я тоби и сказав, – проворчал пленник. И тут же получил затрещину по затылку. Портос не выдержал, хотя не издал и звука. Оруджев тоже молчал. Оба понимали: раз командир не раскрывается, значит, так надо.
Абориген заголосил, правда, уже по-немецки:
– Чего деретесь?! Не распускайте руки! – И тут же непоследовательно добавил: – Ничего я не скажу, можете меня убивать!
Миронов пожал плечами.
– Ну что же, это ваш выбор. Приступайте, парни!
Оруджев поднялся с пола, а Портос ухватил пленного за шею и стал гнуть его голову вниз.
Неизвестно, что себе вообразил этот украинский ученый-лаборант, но, взвизгнув, тут же стал умолять:
– Пожалуйста, только не это! Я все скажу, все! Не делайте со мной этого!
На лицах Бориса и Толика отразилось недоумение, а Евгений все с тем же непроницаемым лицом сказал:
– Вот и отлично! Теперь будем разговаривать. Я задаю вопросы, вы на них отвечаете, как уже сказано, быстро и кратко. Любая ложь тут же будет наказана. Понятно?
Абориген слабо дернулся, видимо, пытаясь изобразить кивок. Мощная ладонь Портоса у него на загривке не позволяла сделать это в полном объеме.
– Повторяю: имя и должность?
– Ник Курылев, техник.
Миронов задумчиво повторил:
– Курылефф… Русский?
– Нет, украинец!
Сказано это было с явной гордостью за свою национальность. Господи, еще один великодержавный… Что же тебе на незалежной не сиделось? За длинным евро погнался?
– Чем занимаетесь здесь?
– Обслуживаю технику.
– Компьютеры? Системный администратор?
Это было бы просто здорово. Но чуда не произошло.
– Нет. Вентиляция, системы жизнеобеспечения.
– А в местных компьютерах не разбираетесь?
– Нет. Зачем они мне? Если возникает нужда, зову оператора, он помогает.
– Оператор сейчас здесь?
На лице техника отразилось недоумение.
– А что ему сейчас делать? Ночь ведь!
Евгений начал нервничать.
– Но кто-то ведь есть на базе? Или все домой уехали?
– Здесь, на этаже – дежурная смена. А ниже – не знаю, нас туда не пускают.
Оруджев тем временем с интересом рассматривал изображения на экране.
– Сколько человек в дежурной смене?
– Пятеро. Не считая меня.
– Кто-нибудь в смене понимает в компьютерах?
– Разве что Хайнц…
В голосе его слышалась неуверенность. Но не сидеть же на месте!
– Сейчас покажете, где смена располагается.
Это был уже не вопрос, а приказ. Украинец понурил голову. Понимал, что показать придется.
– И без фокусов. Если дадите знать о нас каким-то образом, погибнут все. И вы – в первую очередь. Я понятно говорю?
Снова попытка кивнуть.
– Отлично. Что там? – это уже вопрос Оруджеву.
– Пока не понял, – чистосердечно и по-немецки ответил Борис. – Разбираться надо. Но на первый взгляд – ничего серьезного. По крайней мере, нет того, что нам нужно. Так, какие-то общие сведения. Наверное, можно залезть в основную сеть, но нужны пароли.
– Хорошо. Берем этого – и вперед. Время уходит.
Они вновь шли по коридору. Трое бесшумно, один – сопя и шаркая ботинками. Евгений ему не мешал. Камер наблюдения здесь не было, а звук идущего человека никого не насторожит. Работает техник, несет дежурство.
Комната смены находилась метрах в сорока от той, где они захватили украинца. Дверь была закрыта, но из-за нее доносились голоса и смех. Миронов кивнул технику:
– Открывай!
Тот достал из кармана карточку, провел по щели замка. Монастырев тут же отбросил его в сторону и влетел в комнату, поднимая пистолет.
– Всем на пол! Никому не двигаться!
Внутри действительно было пятеро человек, но в оранжевых комбинезонах, а не в белых халатах, как у техника. Приученные американскими боевиками и сообщениями об ограблениях банков, они послушно опустились на колени, легли. Никто не пытался сопротивляться. Да у них и оружия не было.
Евгений осмотрел комнату. Довольно просторное помещение с диванами, креслами, телевизором на стене, автопоилкой, микроволной печкой и небольшой кофеваркой. Все условия для комфортного дежурства. На столе только журналы и какая-то книга. Карт нет. Не положено во время работы азартными играми баловаться. Потом, в какой-нибудь бирштубе, с друзьями, по маленькой, в скат. А сейчас – ни-ни!
Здесь, к сожалению, компьютерного терминала не наблюдалось, и у Евгения зародилось нехорошее предчувствие, что на этом уровне они нужного человека не найдут и придется спускаться ниже.
Так и оказалось. Когда выяснили, кто из лежащих Хайнц, его подняли с пола и допросили.
– О чем вы говорите? – искренне удивился немец. – Я только в Интернет могу слазить, письмо написать или отправить, в какую-нибудь игрушку пострелять. Дочка научила. Но это дома! А здесь я к компьютерам и не прикасаюсь – штренг ферботен! Строго запрещено!
Хайнц не врал. При взгляде на него сразу становилось понятно, что этот человек знает только свои немудреные обязанности да семью и больше ему ни до чего нет дела.
Оставив всю смену на полу вместе с присоединенным к ним украинцем Ником (Мыколой, наверное), они отошли в угол, чтобы посовещаться шепотом.
– Ну что, командир, придется ниже идти, – высказался Оруджев. Монастырев молча кивнул, поддерживая мнение друга.
– Придется, – вздохнул Миронов. – Эти обалдуи ничего не знают. Конечно, было бы время… А его у нас мало.
Он глянул на запястье. С начала операции прошло уже сорок минут. Охранник на воротах еще не беспокоится. Но когда истекут положенные четыре часа, а его не сменят, может забить тревогу.
– Газа много в баллоне осталось?