А перед заходом солнца на стратегическом шхерном фарватере показались огромные силуэты «Громобоя» и «России», за ними «Диана» и «Аврора».
Обменявшись приветственными сигналами и визитами адмиралов, первая бригада снялась с якоря и, спустившись до самого выхода в море у острова Утэ, пошла шхерами на ост, дабы создать у немецких подводных лодок, дежуривших около Утэ, впечатление ухода в тыл после смены.
На другом стратегическом рейде, у острова Эрэ, крейсера застали линейные корабли «Цесаревич» и «Славу», посланные сюда на случай, если крейсера, столкнувшись в море с более сильным врагом, будут иметь необходимость в поддержке.
Створные огни на Эрэ вспыхнули на полчаса, чтобы дать возможность крейсерам под покровом ночи выбраться из шхер в море и – по миновении надобности – потухли.
На рассвете, в легкой мгле, со стороны Финского залива показался красавец «Рюрик». Встреча с ним была рассчитана математически точно. Лаконическим сигналом адмирал приказал ему быть концевым. «Рюрик» подоспел на рандеву прямо из Кронштадта, где он в течение нескольких месяцев чинился после тяжелой аварии, понесенной им зимою во время похода с минами к немецким берегам.
Утром крейсера вышли в открытое море. Курс на Мемель. Корпуса их дрожат и точно дышат, запыхавшись от полного хода.
Но как бы ни шуровали кочегары, как ни старались машинисты – перед крейсерами 300 миль пути. Они вынуждены идти весь день совершенно открыто. И если в море нет большого неприятельского флота, то всегда есть дежурные подводные лодки, которые или атакуют, или предупредят по радио о движении наших судов к неприятельским берегам. Трудно, невозможно почти, думать, что крейсера нагрянут к Мемелю врасплох.
И вот сама природа неслышно становится на нашу сторону в этой жуткой игре на жизнь и смерть. Легкая завеса тумана опускается вокруг. И весь день крейсера идут по спокойному морю, как в шапке-невидимке, скрытые от нескромных взоров и от ударов из-под воды.
К вечеру туман густеет. Концевые корабли колонны – «Рюрик» и присоединившийся к нам днем «Новик» – давно уже не видны. По законам мореплавания в тумане все корабли должны идти малым ходом, давая о себе знать сиреной через каждую минуту. Теперь смешно даже вспоминать об этом. Крейсера продолжают свой мощный бег – в густом тумане и в темноте. Каждый крейсер видит перед собой только слабо мигающий кильватерный огонь, исчезающий сейчас же, как только идущий сзади выйдет из кильватерной струи. А найти потом трудно, иногда и невозможно. Поэтому чрезвычайное напряжение царит на мостиках. Рулевые, вцепившись в медные пальцы штурвалов, чутко держатся за огонек. Вахтенные начальники не выпускают из рук шнура, условными звонками прибавляя или убавляя по 5—10 оборотов машины, чтобы нагнать или слегка отстать в случае сближения или удаления.
Вахта страшно трудна в такой момент. Командиры не покидают рубки. Штурмана следят за каждой пройденной милей. Комендоры спят у своих пушек.
На верхней палубе потушены все огни. Гробовая тишина. Широкая пенистая дорога мириадами влажных искр стелется за кораблями. Журчат забортные струи. Море точно дышит в спокойном, тихом сне.
Вдруг яркое пятно света блеснуло слева. Все насторожились. Каждый на своем месте и каждый, как натянутая струна…
Невозможно решить, что это. Догадки бесполезны. На адмиральском корабле замигал зеленый огонек: «Ворочаю вправо». Сигнал немедленно пробежал по всей колонне с крейсера на крейсер. Теперь только бы не оторваться друг от друга на повороте. Найти потерянное место в тумане невозможно.
«Баян» благополучно повернул за адмиралом, не выйдя носом из кильватерной струи. В этот момент, слева, в мутном сумраке ночи промелькнули два силуэта.
В закрытых палубах сдавленно протрубили горны. Боевая тревога. Команда неслышной поступью, босиком, разбежалась по местам. Спеша на мостик, младший штурман натолкнулся у машинных люков на темную фигуру. Присмотревшись, увидел, что это игумен Вассиан, в епитрахили, с кропилом. Младший штурман улыбнулся. Он думал, что игумен спит. Но вот – он на посту по боевой тревоге. Несколько капель святой воды упало лейтенанту на лицо, принеся с собой таинственно обновляющую свежесть.
На мостике глубокое молчание. Бригада идет измененным курсом, уклоняясь от возможных встреч, чтобы не опоздать отдать Мемелю свой страшный салют на рассвете.
Слабым миганием ратьера адмирал запрашивает по линии о составе колонны. Запрос быстро передается с крейсера на крейсер. «Рюрик» и «Новик», бывшие концевыми, – не отвечают. Оторвались во время неожиданного поворота. Неудачный маневр. Бригада лишилась своего сильнейшего корабля. Но цель дана, и адмирал ведет к ней корабли без колебаний.
Кругом туман; капельки росы влажной пылью осели на башнях, пушках и надстройках, и, если приложить к ним руку, тоненькие струйки побегут в рукав.
Старший офицер вызывает наверх всех офицеров. До Мемеля близко. Может быть, придется пройти через сторожевую цепь. Офицеры группами прогуливаются по юту. Ночная сырость прохватывает насквозь. Покуривают в кулак, так как всякий огонь снаружи запрещен.
Мемель близко, но он закрыт туманом. Дальше идти нельзя. Можно наскочить на сети и боковые заграждения.
Адмирал передает сигнал: «Буду крейсировать между Мемелем и Хоборгом до тех пор, пока не пройдет туман».
Бригада поворачивает и идет на Готланд. Через два часа ворочает обратно. Командир и штурмана бодрствуют в ходовой рубке.
Тихонько стучит в дверь телеграфист. В рубке гасят свет и после того, как телеграфист вошел и закрыл дверь за собой, зажигают снова. Командир принимает радио командующего флотом. Штурмана расшифровывают ее по секретному коду.
«В квадрате 987 курсом 195 и ходом 22 узла идет крейсер „Аугсбург“».
Штурмана сейчас же наносят на карту место неприятельского корабля и прокладывают его курс и скорость. Быстро решается тактическая задача, требующая ответа на вопрос: какой курс должна взять бригада, чтобы встретить «Аугсбург» в 7 часов утра. Ответ – курс 295.
Но командующий флотом не дает приказания о бое. Мемель или «Аугсбург» – решит начальник бригады. Запрашивать ни о чем нельзя, так как телеграфирование в море может нас обнаружить.
Скрытое волнение охватывает всех в штурманской рубке. Решение начальника бригады должно последовать сию же минуту.
– Сигнальщикам смотреть в оба, – приказывает старший штурман из рубки на мостик по трубе.
Младший штурман не выдерживает, выходит из рубки, взлетает на мостик и сквозь мокрую тьму видит прямо по носу слабое мерцание ратьера. Он знает, что сигнальщики выше всякой похвалы и что они сигнала не пропустят, но все же читает сам. У него так сильно бьется сердце.
– Аз-Иже, Аз-Иже, – адмирал показывает курс, – двести… девяносто… пять…
Младший штурман, обжигая руки о мокрые поручни, скатывается с мостика в штурманскую рубку.
– Двести девяносто пять! – почти кричит он, врываясь в рубку, и конфузится, видя перед собою командира.