Мальвина была озадачена, но продолжала свое дело.
К этому времени директор ФБР Эдгар Гувер отдал распоряжение, распространенное на всю страну: «Задерживайте все письма, где упоминаются куклы».
Среди десятков тысяч писем с упоминанием кукол и посылок, в которых они пересылались, оказались и те, которые Мальвина отправляла не из Нью-Йорка. Мальвина начала паниковать, так как чувствовала, что находится под наблюдением.
Внезапно обнаружив, что является объектом слежки, Мальвина растерялась. Вместо того чтобы прекратить всякую деятельность и «залечь на дно», она впала в истерику.
Сеть, раскинутая Гувером, сжималась. Контакты Мальвины оказались раскрытыми, «кукольный язык» расшифрован, связи с соучастниками разорваны. Она вернулась в Нью-Йорк растерянная и напуганная. Ее последней ошибкой была попытка спасти нажитое богатство. Ее арестовали в лавке на Мэдисон-сквер.
В штаб-квартире ФБР Мальвина сразу во всем призналась. В попытке спасти свои деньги она назвала имена всех своих сообщников. К разочарованию Мальвины, ее обвинили… в уклонении от уплаты налогов. Министерство финансов предъявило иск на сумму, практически совпадающую с изъятой у нее наличностью и драгоценностями. В суд она была доставлена после шести месяцев пребывания в женской тюрьме. Лемитц и Гарри Шпретер к этому времени уже были осуждены. Каждый «заработал» десятилетнее заключение в тюрьме Алькатрас. Во время суда над ними районный прокурор зачитал несколько расшифрованных писем, написанных «кукольным языком».
Он продолжил свое выступление переводом письма, сопровождающего посылку из Бостона с 31 куклой; 27 из них были в ирландских костюмах, одна изображала вождя индейского племени, две – английских воинов и одна – норвежского лыжника.
Прокурор расшифровал язык этой посылки: «Крейсер “Президент Гардинг” должен сопроводить конвой из 27 судов, направляющихся в Ирландию с двумя английскими крейсерами и норвежским транспортом “Лепель”. Дата посылки, судя по всему, должна быть 13 или 14 апреля. Другими словами, это была дата намеченного отплытия конвоя».
Мальвина кивнула. Она призналась во всем. К тому же у нее не было оснований бояться за себя: она была лишь свидетельницей. Она не имела намерения навредить Америке или Британии.
Судья холодно принял признание Мальвины, потому что в результате ее деятельности было торпедировано немало судов и были потеряны тысячи жизней.
Нет смысла жалеть Мальвину. Вместо электрического стула по законам военного времени она получила всего лишь десять лет тюрьмы.
Как Отто Скорцени американцев обманул, а войну не выиграл
Осенью 1944 года один из самых знаменитых диверсантов Третьего рейха Отто Скорцени был вызван в Генеральный штаб.
Так Скорцени узнал о готовящемся наступлении в Арденнах, получившем кодовое название «Стража на Рейне» (по названию старой немецкой патриотической песни). В течение нескольких предшествующих месяцев немецкое командование вынуждено было довольствоваться тем, что сдерживало вражеские армии и отбивало их натиск. Поражения следовали одно за другим, приходилось беспрестанно отходить как на западе, так и на востоке. Вот эту ситуацию по приказу Гитлера и следовало переломить.
Частям, находящимся под командованием О. Скорцени, был поставлена задача – захватить в качестве передового отряда один или несколько мостов на Мезе, между Льежем и Намюром. Сделать это предписывалось с помощью хитрости: все диверсанты должны были переодеться в форму противника. Небольшие группы, одетые в английскую и американскую форму, должны были также сеять всяческое смятение в рядах противника: отдавать ложные приказы, создавать помехи для связи и т. п. По международным военным законам, человеку, одетому во вражескую военную форму, запрещалось только применять оружие. Маленькие диверсионные группы в случае захвата противником могли быть обвинены в шпионаже и соответственно осуждены. Людям же Скорцени было рекомендовано надеть под вражескую форму свою, что могло их спасти от серьезных последствий, если они попадут в плен.
Генерал Йодль, с которым было предписано обсудить детали операции, попросил в кратчайший срок представить ему список личного состава и техники, которые могут понадобиться. Он также сообщил, что Генеральный штаб направит во все части приказ предоставить в распоряжение Скорцени офицеров и солдат, говорящих по-английски. Как отмечал позже Скорцени, «подписанный одной из самых больших шишек Генштаба, снабженный грифом “Секретно”, этот шедевр заключал в себе примерно такие пассажи: “Всем частям вермахта: определить до… октября 1944 года всех офицеров и солдат, говорящих по-английски, добровольно готовых к выполнению особого задания… Направить в Фриденталь, под Берлином, для включения в диверсионный отряд подполковника Скорцени”».
«Обер-диверсант» был в ярости. Конечно, вражеские спецслужбы не могут не заинтересоваться подобным приказом. Операцию можно было считать проваленной, о чем Скорцени и заявил командованию. Об этом побоялись доложить Гитлеру, и операцию продолжали готовить. Но все пошло не так, как задумывалось.
До начала наступления оставался месяц и несколько дней. По всем оценкам, было совершенно невозможно за этот срок подготовить людей для выполнения спецзадания. Оставалось только импровизировать и надеяться на чудо.
«Обер-диверсант» Третьего рейха Отто Скорцени
Однако чудо заставляло себя ждать.
Тем не менее, Скорцени с легкостью получил одобрение своего проекта формирования бригады вместе с обещанием, что Генеральный штаб поддержит все его запросы по материальной части. Он сразу же попросил «одолжить» трех опытных командиров батальона, а также придать ему в дополнение к добровольцам еще и несколько однотипных частей вермахта, которые бы послужили основой для спешно создаваемой бригады. И тогда ему присылают «троих очень способных подполковников», а немного позже – два батальона парашютистов люфтваффе, две бронетанковые роты вермахта и роту связи. Эти части пополнят обе роты «особых частей» и уже имеющийся батальон парашютистов. А вот далее происходит следующее: «Остается решить проблему с добровольцами, говорящими по-английски. Мне хочется послать все к дьяволу. “Преподаватели” пытаются распределить этих добровольцев на три категории согласно уровню их знаний английского. И вот категория № 1, включающая солдат, говорящих бегло и без акцента по-английски или, еще лучше, на американском сленге, никак не хочет разрастаться. Нам нужны в этой категории сотни людей, а мы в день едва находим одного или двух, которых можно туда зачислить».
Сам Скорцени признавался, что и его английский оставлял желать лучшего, но уровень владения этим языком тех, кого ему присылали, привел его в ужас.
Когда по истечении двух недель отбор добровольцев завершился, то результат оказался ужасен: в первой категории набралась всего-навсего дюжина людей, в основном бывших моряков. Они же составляли и большую часть второй категории. Эта вторая, состоящая из людей, которые говорят более или менее бегло, насчитывает 30–40 человек. Третья категория (солдаты, которые могут «объясниться» на английском) – уже более многочисленна – примерно 150 человек. Категория № 4 состояла «из парней, которые не до конца забыли то, чему их учили в школе», – их примерно двести. Остальные же знали только, как сказать «да» и «нет». Поэтому Скорцени «вынужден создавать бригаду глухонемых, ибо, зачислив 120 лучших “лингвистов” в роту управления, исчерпал их запас».