С тех пор как я стал главным управляющим ранчо, мы работаем как проклятые, а от соседей помощи не дождешься. Так бы хотелось все бросить и умотать куда-нибудь, но кто тогда позаботится о здешних работягах?
Нам известно, в каком ты положении и что ты не можешь приехать в гости. Да и не надо. В наших краях ходит коровье бешенство, так что лучше сюда не соваться и не испытывать судьбу.
Не болей и передай привет брату, он здорово нас поддерживает.
Искренне твой, кузен Карл».
Лев перечитывает письмо несколько раз, анализируя различные варианты расшифровки. Инспекция угрожает разгромить Кладбище. Коннору трудно поддерживать убежище в рабочем состоянии, а от Сопротивления помощи мало. Лев отдалился от этого подпольного мира отчаявшихся душ, и получить от них весть – все равно, что услышать под ногами треск тонкого льда. Льву хочется бежать, неважно куда. Бежать к Коннору или от Коннора. Мальчик не знает, которое направление избрать, знает лишь, что топтаться на месте невыносимо. Как бы ему хотелось написать ответ! Но он понимает: это слишком рискованно. Одно дело – получать редкие письма от какого-то кузена, и совсем другое – отправлять весточку на Кладбище. Это все равно, что нарисовать мишень у Коннора на спине. К досаде Льва, общение с «кузеном Карлом» может быть только односторонним.
– Ну, как дела «на ферме»? – спрашивает Маркус.
– Не очень.
– Но мы же делаем все, что можем, правда?
Лев кивает. Маркус – активный член Сопротивления. Вызывается добровольцем на спасательные акции, вылавливает Беглецов и отправляет их в Убежища, помогает и деньгами, которые зарабатывает в качестве помощника юриста.
Лев протягивает письмо Маркусу. Тот читает и, похоже, расстраивается так же сильно, как Лев.
– Надо подождать и посмотреть, куда ветер подует.
Лев меряет гостиную шагами. На окне нет решеток, но на мальчика вдруг нападает клаустрофобия, будто его засадили в одиночку.
– Я должен открыто выступить против разборки, – заявляет Лев, пренебрегая конспирацией. Все равно его больше не подслушивают. Сейчас, когда он ведет жизнь отшельника, постоянное наблюдение ни к чему. Не могут же инспекторы сутки напролет следить за парнем, который только и делает, что бездельничает и бродит по дому брата. – Если я выступлю, люди прислушаются. Они же мне раньше сочувствовали, так ведь? Они прислушаются!
Маркус громко хлопает письмом по столу.
– Знаешь, для человека, который столько пережил, ты чересчур наивный! Люди сочувствовали не тебе, они сочувствовали маленькому мальчику, ставшему Хлопком. А ты для них – все равно что его убийца.
– Но мне надоело сидеть сложа руки! – Лев бросается из гостиной в кухню, чтобы не слышать брата, но Маркус следует за ним.
– Неправда! Ты много делаешь! Вспомни ваши с Дэном воскресные беседы.
Лев еще пуще свирепеет.
– Но это все в рамках наказания! Ты думаешь, мне нравится быть заодно с инспекторами? Нравится по их велению держать детей на коротком поводке?
Вот Коннор – в этом Лев совершенно уверен – никогда и ни за что не выполнял бы для инспекторов грязную работу.
– Ты сделал больше, чем кто-либо другой, Лев. Многое изменилось благодаря твоему вкладу. Пришло время и тебе пожить собственной жизнью – еще год назад ты и на это не мог рассчитывать. Так что если хочешь, чтобы все твои страдания были не напрасны, просто живи и оставь нам заботы обо всем остальном!
Но Лев снова стремительно проносится мимо брата.
– Куда это ты собрался?
Лев хватает наушники и игровую приставку.
– К себе в голову. Или ты и туда за мной последуешь?
В следующий миг он уже погружается в «Стихию огня и магии» – игру, уводящую его далеко-далеко от жизни и воспоминаний. Но ему кажется, что Маркус и впрямь забрался ему в голову. А также Коннор и Риса, Маи и Блэйн, Секач и Сай-Фай: все они здесь, и каждый борется за место в его разуме. Он никогда не забудет их, никогда их не бросит… хотя не уверен, что ему этого хочется.
В один прекрасный день все резко меняется. К ним приходит девочка-скаут.
Морозное утро понедельника после очередной воскресной проповеди для парней, которым грозит разборка, и пробежки по лютому холоду. Машина Дэна не пожелала завестись, и он остался у них на ночь, иначе ему пришлось бы ночевать посреди дороги. Он готовит завтрак, Маркус собирается на работу.
– Ты же знаешь, я против разборки, – говорит Дэн Льву, ставя перед ним тарелку с яичницей-болтуньей, – но Сопротивление для меня – слишком экстремистская организация. Стар я для борьбы с системой. Я могу только стонать и жаловаться, на большее сил не хватает.
Лев знает: Дэн делает куда больше, чем говорит. Он агитирует против разборки при каждом удобном случае. Самому Льву это запрещено. Впрочем, если верить Маркусу, ни к чему хорошему проповеди пастора не приведут.
– Сопротивление, разумеется, предлагало мне сотрудничество, – говорит Дэн. – Но с меня пока хватит всяких организаций, какими бы славными делами они ни занимались. Предпочитаю быть смутьяном-фрилансером.
– Как, по-вашему, – спрашивает Лев, – чем мне заняться?
Бывший пастор задумчиво осматривает лопатку, на которую налипли кусочки яичницы.
– Я думаю, тебе надо убраться в своей комнате. Я туда заглядывал: она похожа Бог знает на что.
– Я серьезно!
– И я серьезно. – Дэн кладет лопатку и садится рядом с Львом. – Тебе четырнадцать, Лев. Большинство ребят твоего возраста не пытаются переделать мир. Попробуй расслабиться и заняться делами, подобающими четырнадцатилетнему подростку. Поверь мне, по сравнению с попытками спасти мир уборка в комнате покажется тебе настоящим праздником.
Лев ковыряет вилкой в тарелке.
– Прежде моя комната всегда была вылизана до блеска.
– Ну, крайности тоже ни к чему.
На кухню заходит Маркус, присаживается у стола, и в это время звонят в дверь. Маркус вздыхает и смотрит на Льва, который как раз закончил завтракать.
– Не откроешь?
Лев подозревает: это пришла Дарси, учительница, специально назначенная учить его на дому, потому что даже бывший террорист должен уметь решать квадратные уравнения. Но она обычно так рано не приходит.
Лев открывает дверь: за порогом девочка в скаутской форме; в руках у нее коробка с разноцветными пачками печенья.
– Привет! Не купите наше печенье?
– А ты не старовата ли для скаутов? – с ухмылкой спрашивает Лев.
– Ну, знаешь, – отвечает гостья, – какая разница, сколько мне лет? Мне всего-то четырнадцать. Но, вообще, с печеньями и правда ходят девочки помладше, так что ты где-то прав. Я просто помогаю своей младшей сестре, если тебе хочется знать. Я могу войти? Здесь холодно.