Богини славянского мира - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Серяков cтр.№ 46

Страница

Определенные данные о характере этой богини может дать и этимология Мокоши. Посколько Мокшей называется правый приток Оки, а одна из групп мордвы точно также называется мокшей, такие известные дореволюционные исследователи славянского язычества, как Н.М. Гальковский и Е.В. Аничков, вслед за П. Строевым предполагали финское происхождение имени славянской богини. Однако против финской гипотезы говорит как наличие данного имени у других славянских народов, которые явно не могли заимствовать его от мордвы, так и более детальное изучение финно-угорской мифологии: «Современные исследования дохристианских верований мордвы показали, что в ее пантеоне никакого божества под именем Мокошь не существовало. У мордвы, как и у марийцев, система топонимов обычно двучленна. Первая часть теонима обозначает ту или иную стихию природы, а вторая – женщину, мать (морд. и мар. ава)»⁴⁷⁰. Никаких следов Мокоши не было обнаружено и у других финно-угорских народов, что окончательно доказывает полную несостоятельность «финской» гипотезы. Однако это обстоятельство ни в коей мере не отменяет сделанного наблюдения о явной схожести имени славянской богини, притока Оки и самоназвания части мордвы и ставит перед исследователями вопрос, имеется ли между этими именами какая-либо действительная связь или это случайное созвучие.

Л. Нидерле и филологи В.И. Даль и М. Фасмер выводили ее имя от славянского корня мок, мочить, мокрый. В качестве родственных слов Фасмер называет др. – инд. makhas — «богатый, благородный», также «демон», и греч. µαχλοζ – «похотливый, буйный»⁴⁷¹. По мнению Г. Ильинского, на связь с прядением указывала и этимология имени богини, родственной как русск. мошна, так и лит. maktyti – «плести», что свидетельствует о том, что Макошь имела отношение как к пряже, так и к «связыванию» вообще и «к связыванию половыми, брачными узами», в частности. Рассматривая имя этой богини как эпитет, Г. Ильинский отмечает, что «Mokosa первоначально была лишь эпитетом какой-то богини, которая на древнеславянском Олимпе играла роль покровительницы и полового совокупления и вообще брака. (…) Итак, основным смыслом слова Мокошь была «связывающая, сплетающая»⁴⁷². Этот же исследователь предположил, что имя Сивы, одной из богинь полабских славян, надо читать как Шива, т. е. «швея». Л. Нидерле также считал Мокошь покровительницей брака подобно древнегреческой Афродите⁴⁷³. По иному понимает эту этимологию Б.А. Рыбаков, которую, к тому же он трактует двояко. С одной стороны, он ее связывает со словом «къшь» или «кощь», обозначающим «жребий» или «судьбу». С другой стороны, этот же корень используется в словах, обозначающих различные емкости для зерна, что дало исследователю основание трактовать эту богиню как «мать урожая», а так же жизненных благ и изобилия⁴⁷⁴. Н.Р. Гусева сопоставила ее имя с санскритским корнем muc– «освобождать, отпускать, покидать, выливать (позволять течь), умирать» и производным от него понятием meksha, имеющим значение «освобождение, развязывание, проливание, утекание, смерть». Исследовательница считала, что данные значения во многом перекликаются с функциями Мокоши, известными по славянской традиции: «Круг понятий, семантически связанных с корнем muc– охватывает в санскрите представления о ночи (moki «ночь», «освободительница»), и наименование сока растений, и самих растений (в том числе волокнистых, используемых для прядения, в частности хлопка)»⁴⁷⁵. В.В. Иванов и В.Н. Топоров подвергли гипотезу Н.Р. Гусевой уничижающей критики, заклеймив ее как «элементарно безграмотную этимологию» (эту же характеристику они отнесли и к гипотезе Б.А. Рыбакова), которая должна быть отвергнута⁴⁷⁶. Следует признать, что с филологической точки зрения предложенные Н.Р. Гусевой параллели действительно далеко небезупречны, однако направление поисков ей было выбрано, на мой взгляд, верно. Со своей стороны укажу санск. moksha – «избавление», «освобождение»⁴⁷⁷, которое гораздо точнее соответствует имени Мокошь, нежели корень muc-. Уже в Древней Индии это понятие воспринималось в отвлеченном плане, в том числе и как «окончательное спасение души», а одна из книг индийского эпоса «Махабхараты» носит название «Мокшадхарма», т. е. «основа освобождения». Ниже будет рассмотрено, насколько оправдано подобное сближение. Необходимо отметить, что предположение о связи имени славянской богини с данным санскритским термином является единственной гипотезой, объясняющей появление однокорневого названия у мордвы. Специально занимавшийся этим вопросом Н.Ф. Мокшин пришел к следующему выводу: «На наш взгляд, теоним Мокошь, санкскритский термин Moksha, гидроним и этноним Мокша так или иначе восходят к общему индоевропейскому источнику. (…) Среди индоевропейских гидронимов, воспринятых финно-уграми Поволжья, был, видимо, и гидроним Мокша, от которого уже значительно позже возник соответствующий этноним, обозначивший одну внутримордовскую этническую общность, расселенную в бассейне реки Мокши»⁴⁷⁸. Данный вывод тем более обоснован, что название целой группы финно-угорских народов в этом регионе, таких как удмурты, мари и мордва, образовано от заимствованного ими индоевропейского корня mer-, ср. санск marta – «смертный человек»⁴⁷⁹, что свидетельствует о сильном индоиранском влиянии на них в древности.

Таким образом, приведенные данные показывают, что Мокошь была связана с влагой вообще, реками в частности, являлась богиней любви, в ряде случаев ассоциировалась с верхом, имела отношение к прядению и стрижке овец и, что опирается лишь на трактовку Б.А. Рыбакова первого слова ее имени как ма-, была связана с урожаем и понятием судьбы. Поскольку образ Мокоши весьма тесно был связан как с водной стихией, так и с прядением, отметим, что семантическая связь между этими, казалось бы совершенно разнородными началами, возникла еще в индоевропейский период и отчетливо фиксируется на уровне языка. Так, например, русское слово волна одновременно обозначает как волну реки, так и волну шерсти; древнехеттскому названию реки Hulana в этом же языке соответствует hulana – «шерсть» и hulali – «веретено»; лит. vilna «шерсть» и многочисленные названия рек типа Vilnele, Vilnia⁴⁸⁰. Следы этой древней семантической связи проявлялись и в зафиксированных сравнительно недавно различных обрядах, связанных с ткачеством: «Протянув нити основы в ниты, быстро отрезали узелок и бросали его в огонь или реку, чтобы также быстро ткалось, как горит или плывет узелок… Начиная ткать, отрезали несколько нитей с навоя и бросали их в ручей, чтобы работа так же быстро шла, как нити плывут по воде…»⁴⁸¹

Помочь реконструировать образ этой славянской богини нам помогут данные народного православия, в котором восприятие одной святой удивительно перекликается с тем, что мы выяснили о Мокоше. Речь идет о св. Параскеве, в народе прозванной Пятницей. Согласно ее житию, она родилась в годы царствования императора Диоклетиана в малоазиатском городе Иконий в семье богатого сенатора и с ранней юности посвятила себя аскетической жизни. Родители будущей святой особо почитали день крестных страданий Христа – пятницу, потому и назвали родившуюся дочь Параскевой. Когда начались Диоклетиановы гонение на христиан, Параскева была схвачена, претерпела жестокие мучения и была казнена именно в пятницу, подобно самому Христу. Хоть ее культ пришел на Русь из Византии, исследователи достаточно давно обратили внимание на некоторые особенности его распространения: «Как это ни странно, на почве самой Византии, т. е. если иметь в виду Константинополь и то, что с ним ближайшим образом было связано, культ Параскевы почти не встречается. Почитание Параскевы было распространено на периферии Византии: например, в славянских странах на Балканах – Болгарии и Македонии. (…) Характерно, что в Солуни церковь Параскевы построена (по преданию) на месте храма Венеры, т. е. той античной богини, по имени которой назван был пятый день недели…»⁴⁸² Таким образом, вполне вероятно, что на Руси культ Пятницы появился уже отчасти славянизированным и это безусловно облегчало включение в него тех или иных элементов языческих верований.

Страница